Америкен бой

Рогоза Юрий

Еще минут через пятнадцать к складу подрулила «де­вятка». Отсюда разборок в воротах было не видно, но в «девятке» тоже сидел только один человек, и лейтенант напрягся: неужели?.. Но нет, блатные о чем-то побазари­ли и отперли ворота. «Девятка» въехала на территорию и из нее вышел... 

«Вконец коллеги оборзели,— удивился Мухин.— Ни черта не боятся...»

Из девятки вышел Краснов, да еще в форме. Блатные хоть и не были с ним грубы, но все-таки сторонились, как от зачумленного. Он прошел в помещение и пропал там.

Железяка сунул руки в карманы и от

нечего делать стал представлять себе, как бы он действовал на месте убийцы. Ну, вначале бы внимательно осмотрелся. И выяснил бы, а это нетрудно, что склад снаружи стерегут три человека. Самый удобный из них тот, что спрятался от дождя под навес. Двое других гужуются у ворот. Но и к ним подо­браться несложно: во дворе какие-то ящики, станки ста­рые, несколько машин. Стрелять, конечно, пока нельзя.

Кроме них есть еще один на крыше. Но ему оттуда хорошо видны дали, а что во дворе творится — не видно, так что его вообще можно до поры до времени не считать.

Далее. Из самого склада вообще ничего не видно, окна только под крышей, а двери закрыты. Но не запер­ты. Вон, в одной даже щель видна

Сколько там внутри человек — непонятно. Придется рисковать. Только сразу врываться нельзя: в складе темно и со света ничегошеньки не разглядишь. Надо встать, приготовиться, предварительно в щелку глянуть, а потом замереть и глаза на минутку прикрыть. Дело неприятное, стоишь, как слепой, всем на свете виден. Но это надо перетерпеть. И внутрь так с. закрытыми глазами и кидаться.

И сразу в сторонку падать. И с двух стволов мочить все, что движется. Лишнего не заденешь...

Железяка поежился и на всякий случай проверил свой пистолет. Впопыхах он схватил не табельный, а ТТ, который как-то конфисковал у пацанов в парке, но так и забыл сдать. Он заглянул в обойму и с неудовольстви­ем обнаружил, что в ней всего четыре патрона. Да один в стволе. Итого пять. А сам пистолет старый, раздолбан­ный. Попасть из него только случайно можно. Считай, на дело он с пугачем пришел. . .

Железяка сунул пистолет обратно в карман и замер. Он ничего не слышал и не видел. Просто замер и все. Так же шуршал дождь, так же чуть шумел ветерок, неспособ­ный разогнать тучи, так же брехала где-то собака. Но все вдруг неуловимо изменилось.

Лейтенант медленно повернул голову и увидел ка­кого-то парня в темной курточке, который шел по тро­пинке легкой пружинистой походкой.

Не выходя на открытое место, он вдруг легко накло­нился, черпанул из лужи немного грязи и мазнул ею по тыльным сторонам ладоней, а потом провел темные извилистые полосы на лице.

Железяка сразу его узнал, но отчего-то продолжал стоять не шевелясь, скрытый акацией. А парень вдруг шагнул в соседние заросли, что тянулись почти до забора склада, и словно растворился в них.

Как ни приглядывался лейтенант, ничего рассмотреть не мог. Ни одна веточка не шевельнулась случайно, ни сквозь один просвет не мог он разглядеть силуэта.

И произошло все быстро, как по волшебству. Вот шел человек по тропке, потом нагнулся, грязью себя мазнул и исчез, словно шапку-невидимку натянул.

Железяка

одобрительно повел головой и остался стоять, ждать, надеясь, что и сам он замаскирован неплохо. Этот парень скоро должен проявиться. Тогда его и следует брать.

 Только теперь, увидев его своими глазами, Железяка не был так уж уверен, что взять его удастся.

 * * * 

Близнец хлестал папкой Краснова по лицу и орал, остервенясь:

— Что ты мне принес, падла?! Что притащил, я спра­шиваю? На хрена мне все эти финны да американцы сдались? Это они моего брата удушили? Что ты мол­чишь, падаль?! Отвечай, сука!

Краснов пытался вяло загородиться руками: ...

 — Не было там никого... Век воли не видать...

Близнец раскрыл папку и потряс перед носом Красно­ва исписанными листочками:

— Ну, ткни пальцем, кто из них мог моих людей замочить? Нет, ты нос не вороти, мент гнилой, ты же преступления.раскрывать учился, ну, скажи мне, кто тут преступник?

Краснов, как написавший на ковер щенок, отворачи­вался от листочков и пытался гордо смотреть в сторону. Гордость давалась ему с трудом. Когда его покупали, с ним разговаривали уважительно, падалью не обзывали. Льстило. Смотрели внимательно, в рот заглядывали, словом, всякую приятность тут же на блюдечке подавали. Даже не как равного принимали, напротив: словно он, Краснов, единственное солнце в окошке. Но как только первые деньги взял, похерили как шестерку. И даже са­мые пропащие блатные стали на него смотреть, как на вшивого кобеленка, только что не плевали вслед. А уж как дергали, как подставляли! На работу звонили и чуть ли не через дежурного предупреждали, что де из близнецовской группировки, Краснова им, да срочно.

Давно бы он все это дело бросил, но не тут то было. Брательник увяз и был теперь их. А кроме того, и самого, чуть только попытался взбрыкнуть, так к,ногтю прижа­ли, что мало не показалось. Тут уже и шантаж шел, что купленый он, и чистые угрозы.как ему лично, так и род­ственникам. Приходилось егозить, но чем больше он суетился, тем с большим пренебрежением к нему от­носились. Даже денег платили то меньше, а то и вовсе не давали. На деньги же Краснов неожиданно подсел, как иные подсаживаются на морфий — то есть с первой дозы. И жена его подсела. Произошло привыкание к тому, что деньги есть. Не то, чтобы немеряно, но как-то не переводятся. И без них в семье начинались теперь форменные ломки.

То есть, может быть, и хотелось бы Краснову при­стрелить Близнеца за все те унижения, которые потерпел от битья папкой по морде, или на худой конец арестовать всю эту братию, но позволить он себе этого ну никак не мог.

Близнец же вошел в раж. В силу определенных причин он не мог сейчас сорваться ни на ком из своих, а Краснов был для истерики фигурой исключительно подходящей. Близнец тыкал ему листочками в неприятно упитанную физиономию со свинячьими глазками, а потом раздоса­довался, да как врезал по-настоящему с правой в зубы.