Аметистовый венец

Дэвис Мэгги

– В Морле? – Они обменялись взглядами, и Констанс поняла, что у него есть какой-то замысел. – Ты чего-то недоговариваешь?

– Тише.

Сенред отвел ее подальше от фургонов. Оставив Тьерри во дворе гостиницы, они пошли по дороге.

– Мы отправимся в Морле вместе с комедиантами. Только, пожалуйста, помалкивай.

Констанс попыталась высвободить руку из его пальцев.

– Пусти меня. Ты не можешь задумывать такие вещи, не посоветовавшись со мной. Я не возвращусь в свой замок, пока ты не объяснишь мне, что замышляешь. –

В твой замок? – Он искоса поглядел на нее. – Да, но ведь Роберт Фицджилберт и этот ублюдок, который называет себя твоим братом, наверняка уже там. Сидя на отнятом у тебя добре, они надеются, что ты не посмеешь бросить им вызов. А тем временем Клеры придумают какой-нибудь способ, чтобы окрутить тебя с их племянничком.

При одной мысли о возможности такого исхода ей стало дурно.

– Погоди, я хочу поговорить с тобой.

Сенред не обратил на ее слова никакого внимания, словно не слышал. Ей пришлось пробежать несколько шагов, чтобы догнать его.

– Что это такое у тебя в руках? А что в мешке?

Он чуть не силой потащил ее по дороге. Но в следующий миг им пришлось отпрыгнуть в сторону, потому что мимо них промчалась еще одна группа охотников.

Констанс посмотрела им вслед.

– Прошлой зимой я тоже охотилась здесь, на землях графа Харфорда. – Она оставалась все той же Констанс Морле, но для скачущих мимо всадников она стала одной из многих безымянных, безликих женщин, каких много встречается на дороге.

Сенред дернул ее за руку.

– Для нас эти люди – никто.

Он перепрыгнул через каменную ограду и подождал, пока она сделает то же самое.

Земля здесь в этом году лежала под парами, покрытая шуршащим ковром сухой листвы. Каменная ограда защищала их от ветра, неяркое зимнее солнце, казалось, даже слегка пригревало.

– Ну-ка посмотрим. – Сенред приблизился к ней и надел на голову связку соломы. Затем отступил, посмотрел на нее и удовлетворенно кивнул: – Похоже, ты подойдешь.

– Теперь я понимаю, почему вилланов зовут соломенными головами.

Нахмурившись, Констанс попыталась снять соломенный парик.

– Послушай, – остановил ее Сенред. Его точеное лицо, высвеченное зимним солнцем, приняло сосредоточенное выражение. – Есть такой небольшой фарс, который называется «Джек и Маленький Джек». Его часто разыгрывают на сельских ярмарках.

Открыв мешок, он вытащил из него надутый вдвое больше обычного свиной пузырь и сунул его под мышку.

– Маленький Джек ходит обычно вот так.

Сенред отошел от нее и изобразил, как неуклюже, не сгибая коленей, забавно ходят некоторые деревенские увальни.

– Можешь повторить?

Подняв руки, Констанс притронулась к соломенному парику. Ей совсем не хотелось изображать Маленького Джека, в ее голове роились сотни вопросов. Но напряженно-серьезное выражение его лица остановило ее.

Она заколебалась:

– Я попробую.

Констанс пошла по траве, стараясь воспроизвести

его походку. Это оказалось не так легко, как она думала.

Сощурившись, Сенред наблюдал за нею.

– Господи, да у тебя вроде бы есть актерский талант. Повтори это, только постарайся не крутить задницей.

Констанс изумленно вскинула на него глаза. Затем, надув щеки и глупо ухмыляясь, вернулась назад. Он отступил в преувеличенном замешательстве.

– Ах ты, дурень безмозглый, ты испортил мой свинарник!

И ударил ее свиным пузырем. От неожиданности она споткнулась и шлепнулась навзничь. В следующий же миг Сенред навалился на нее.

– Да я тебя убью! – вскипела Констанс, выплевывая попавшую ей в рот соломинку. Она еще сильнее обозлилась, когда почувствовала, что его большое тело сотрясается от хохота.

– Констанс, моя дорогая… – Он попробовал повернуть ее голову и поцеловать. – Ты была просто великолепна. Труппа направляется в замок Морле, – сказал он, не обращая внимания на ее сопротивление. – Там, с божьей помощью, мы будем играть с тобой Маленького Джека и фермера Джека, пока гарнизонные рыцари не закроют главные ворота Морле. Там-то мы схватим и рыцарей Фицджилберта, и самого красавчика, а заодно и твоего ублюдочного брата, который оказался такой свиньей.

Констанс перестала сопротивляться и подняла на него глаза. Он снял с нее соломенный парик и легонько поцеловал.

– Когда все верные тебе рыцари соберутся в зале, ты сбросишь с себя соломенный парик, вскочишь на главный стол, за которым сидят высокопоставленные гости, и откроешься всем собравшимся, и да поможет нам святой Георгий! Я сам не мог бы написать лучшей драмы, чем та, что будет разыграна в замке Морле. Мы исполним ее под звон мечей до триумфального конца. И тогда все, что дорого тебе, моя графиня, – сказал он с грустью и нежностью, глядя на нее, – снова станет твоим, как в былые времена.

Сенред отпустил ее руку, чтобы она поправила волосы и вытащила из них несколько колючих соломин.

– Моя отважная, прекрасная Констанс! – пробормотал он. – Свидетель – бог, ты моя душа, моя совесть, и, поверь, я отнюдь не шучу. Я видел, как сильно любят тебя твои люди. Молюсь, чтобы хоть кто-нибудь любил меня так, как они.

Какой-то миг она даже не смела дохнуть.

– Но ведь мне предстоит потерять тебя, – шепнула она, взглянув на него.

Его лицо переменилось.

– Нет, Констанс!

Она закинула руки ему на шею и притянула к себе.

– Я не хочу возвращаться… Я предпочла бы разделить с тобой твою бродячую жизнь. Не оставляй меня, – взмолилась она. – Я не хочу, чтобы ты покинул меня. Никогда в своей жизни я не была так счастлива, как с тобой.

Сенред криво усмехнулся:

– Ты хочешь снова жить той жизнью, которой мы жили по пути из Бейсингстока? Неужели ты говоришь серьезно, прелестная графиня? А что будет с твоими детьми?