Амгунь - река светлая
Шрифт:
— Вот им — в зубы! — и вперил сверкнувшие татарские глаза в Архипова. — Где та платформа наша стоит?
— Ну? — ожидая от него расшифровки, оставил еду Архипов.
— Сами прикатим, — зло проговорил Карчуганов.
— Полтора километра?
— А плевать! Пусть знают.
— Точно! — поддержал его Федор Лыкин. — Сами допрем.
Лешка Шмыков усмехнулся:
— Двадцатый век, БАМ, бери больше — кидай дальше! Умереть со смеху!
— Не умрешь! — тяжело проговорил Карчуганов.
— Я что, — заюлил Лешка. — Я — как и все.
— А чего ждать? — вскочил Дениска, ему
Архипов улыбнулся, увел взгляд от Денискиных глаз:
— Я не против: катить так катить. Ира! — крикнул он повариху. — Выдай Шмыкову пару башмаков, а то раскатят — не остановишь. Один Карчуганов чего стоит!
Дениска уже знал, что башмаками пользуются для остановки вагонов, устанавливая на рельс. И уж коли речь зашла про башмаки, значит, предложение Карчуганова принято всерьез. Он чуть не крикнул «ура!», но вовремя одумался — довольно корчить ребенка, и подошел к мастеру Черноиванову просить разрешения участвовать в перегоне платформы. Черноиванов сразу, конечно, понял, почему около него трется монтажник Еланцев, но прежде сделал вид, что очень занят кашей, спешит и вообще не видит подходов на приступ, обдумывая, что ему ответить. Наконец он, как и Карчуганов, положил ложку горбом вверх около пустой чашки и повернулся к Дениске:
— Чего хотел?
У Дениски ответ готов:
— Участвовать в перегонке.
— Точно? — зачем-то переспросил Черноиванов и тут же, не дожидаясь ответа, сказал: — Иди, черт с тобой. Только начальство свое предупреди — Ирину.
У Дениски чуть сердце от радости не остановилось, как все легко и просто решилось.
— Я с вами! — сказал он Карчуганову, натягивающему на руки тесные подранные верхонки. Тот гаркнул, разделяя Денискину радость, и посоветовал прихватить с собой верхонки, чтобы, не подрать руки.
— А то, гляжу, все ссадил. Если нет, возьми у Архипа. У него их навалом, а руки у тебя последние.
Пока Дениска бегал за верхонками в свой вагончик, монтажники уже ушли на тупик, и ему пришлось наддать ходу, чтобы не опоздать.
На станции они быстро отыскали свою платформу, высоко загруженную звеньями. Лыкин ловко снял сцепку, расставил силы и предупредил, что действовать только по его команде. Лешку Шмыкова с двумя длинными металлическими башмаками он услал вперед. Подняв руку, он хищно поглядел на замерших по местам монтажников и рубанул:
— Навались!
Дениска изо всех сил уперся в платформу плечом, а ногой в шпалу. Так как нога оказалась согнутой в колене, ее нужно было выпрямить, но как Дениска ни старался, нога не выпрямлялась. Рядом с ним так же безуспешно, сдерживая рвущееся наружу дыхание, пытался выпрямить ногу Карчуганов. Шея его напряглась и стала багровой, глаза покраснели, и мучительно трепыхали побелевшие крылышки ноздрей.
Срывая голос, кричал Федор Лыкин:
— Еще! Жать! Чуть!.. — но платформа мертво стояла на месте.
— Хрен возьмешь, — со свистом процедил Некий Патрин. — Хоть сдохни.
— Стоп! Отставить, — выпрямился Архипов. — Ломики, — он задыхался. — Надо ломики.
Ломиков не оказалось, и Лыкин виновато сознался, что это его промашка, но Архипов сказал, что им от этого
— Может, хватит пустоболить? — опросил он, нервно сузив глаза. — Ну-ка, навались! — И разом все навалились, закряхтели, как один огромный человек, с перекошенными лицами, налитыми кровью, с одним устремлением: сдвинуть с места, дать ход платформе. Патрин спиной налег на стенку за сцепкой, рядом с ним уперся короткими, но сильными руками, задевая его плечом, Черноиванов, в угол платформы влип Лыкин:
— Дава-ай! Еще чуток! Еще…
Рядом с Дениской, выкатив озверело глаза, сдерживая дыхание, налегал грудью на замок сцепки Архипов, нижнюю губу закусил — видна белая подкова крепких зубов. И Дениска вдохнул поглубже, закусил губу, сделал невероятное усилие распрямиться. И в какой-то миг угадал, сейчас, сейчас спадет тяжесть, прокрутятся обитые с мертвой точки прикипевшие к рельсам колеса. Никогда еще не приходилось Дениске так выкладываться, никогда еще на его тело не давила такая тяжесть, и еще ни разу не было так хорошо и радостно, потому что не случалось в его жизни подобной минуты, минуты, когда ощущаешь свое всепоглощающее единство и нерасторжимую дельность с теми, с кем свела, связала тебя судьба.
— Наляг! — просипел рядом с Дениской Карчуганов, хватив открытым запаленным ртом воздуха. И Дениска увидел, как угрожающе взбухли на руках, шее и висках монтажника вены. Карчуганов застонал, туго выпрямляясь, и скрипнули, сдвинувшись с мертвой точки, колеса, и тяжесть, давившая на Дениску, спала, тело его облегченно распрямлялось.
— Давай! — сумасшедше заорал Лыкин. — Жмем! Давай-давай! Пошла-пошла!
У Дениски глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит. Упершись в литой буфер, он шел и шел, с силой делая каждый новый шаг. Дрожали, подсекались ноги, жгло плечо. «Только бы не остановилась, только бы не остановилась».
И Лыкин орал придавленно-визгливо: «Давай-давай!»; платформа медленно набирала скорость, раскатываясь, но отступись кто-нибудь, и она загасит ход и остановится и все нужно будет начинать сначала.
— Давай! — из последних сил орал Лыкин, но платформа уже пошла, покатилась, и можно было перевести дух, ослабить напряжение, встряхнуть закипевшую спину, утереть пот.
Дениска улыбнулся Карчуганову, победно сверкнувшему глазами:
— Вот даем!
— Даем. Не сорвал спину?
— Нет.
— А у меня побаливает. Должно, с перетугу, — встрял Лыкин.
Дорога шла под уклон едва заметно, но платформа раскатилась, и за ней пришлось бежать. Карчуганов сразу отстал, отстал и Черноиванов, и около платформы бежали теперь только Архипов, мускулистый Патрин да Денис. Ему казалось, что, разогнавшись, вылетит платформа на повороте под откос: слишком угрожающе, не шла — летела.
— Саня, слетит! — простонал Дениска. — Слетит!
И в отчаянном рывке настиг убегающую платформу, вцепился в буфер, но устоять не мог, его рвануло, потянуло за платформой, он упирался отчаянно, его мотало из стороны в сторону, било ветром. И страшно стало Дениске.