Амори
Шрифт:
— Будьте спокойны, — добавил господин д'Авриньи, — она попросит об этом сама.
И, подталкивая меня, он вернулся к дочери.
Я поднялся в свою комнату и пишу вам, Антуанетта; скажите, какое средство он использовал, чтобы приказ — мне покинуть ее — исходил от самой Мадлен?»
XXII
Амори — Антуанетте
«Через шесть дней я уезжаю, дорогая Антуанетта и, как предсказал господин д'Авриньи, Мадлен сама попросила меня
Вчера вечером я и господин д'Авриньи были с Мадлен; на нее моя игра на пианино, к счастью, не оказала никакого отрицательного влияния: наоборот, ей становится все лучше. Господин д'Авриньи долго разговаривал с Мадлен о вас, и она говорила такие вещи, которые я не хочу повторять из боязни ранить вашу скромность, а затем он объявил о вашем возвращении из деревни в следующий понедельник.
Мадлен задрожала, внезапно ее лицо вспыхнуло, затем побледнело.
Я сделал движение, чтобы указать господину д'Авриньи на то, что происходит с его дочерью, но я заметил, что он держал руку Мадлен, и подумал, что ее состояние не могло ускользнуть от отца.
Заговорили о другом.
На следующий день Мадлен должна была выйти в сад и идти в беседку из сирени и роз, чтобы дышать этим воздухом и этим запахом, таким желанным для нее два дня тому назад.
Но, видите, дорогая Антуанетта, как господин д'Авриньи был прав, сравнивая больных с большими детьми: это обещание ее отца не произвело на нее никакого впечатления. Я не знаю, но какое-то облако промелькнуло в ее глазах; ее мысль, казалось, была занята другим.
Я воспользовался сразу же тем, что очутился с ней наедине, чтобы спросить, какая мысль ее занимала, но дверь открылась, и вошел Жозеф, он нес письмо с широкой печатью: это письмо было адресовано мне, я сразу же его распечатал.
Министр иностранных дел просил меня прийти к нему.
Я показал письмо Мадлен.
Какая-то тревога сжала мне сердце: я понимал взаимосвязь этого письма со словами господина д'Авриньи, сказанными мне накануне по поводу моего отъезда, и я посмотрел на Мадлен испуганно, и к своему большому удивлению, увидел, что лицо ее просветлело.
Я думал, что она не почувствовала в этом послании ничего необычного, и я решил ее не разубеждать. Я вышел, обещая ей скоро вернуться, и оставил ее с отцом.
Я не ошибся: министр был очень любезен со мной, он только хотел объявить мне лично, что некоторые политические события должны ускорить миссию, какую он мне поручает; я должен был готовиться к отъезду. В остальном, зная о моих обязательствах перед господином д'Авриньи и его дочерью, он позволил мне использовать столько времени, сколько необходимо, чтобы их к этому подготовить.
Я поблагодарил за это новое проявление доброты и обещал дать ему ответ в тот же день.
Я вернулся к господину д'Авриньи очень озабоченным, думая, каким образом я объявлю эту новость Мадлен. Я рассчитывал, признаюсь, на господина д'Авриньи, обещавшего мне позаботиться обо всем, но господин д'Авриньи только что вышел, а Мадлен приказала тотчас же после моего возвращения попросить меня прийти к ней.
Я колебался еще, но в то
Я не мог медлить и поднял портьеру комнаты Мадлен, которая, без сомнения, узнала мои шаги, так как ее глаза смотрели в мою сторону.
И сразу же, как она меня заметила, она сказала мне:
— Ах, мой дорогой Амори, входите, входите, вы видели министра, не правда ли?
— Да, — ответил я, колеблясь.
— Я знала, о чем речь: он встретил вчера моего отца у короля и предупредил его, что вы должны уехать.
— О, моя дорогая Мадлен, — воскликнул я, — верьте, что я готов скорее отказаться от этого поручения, даже от моей карьеры, чем вас покинуть.
— Что вы такое говорите? — воскликнула живо Мадлен. — Какое безумие вы задумали? Нет, нет, нет, мой дорогой Амори, не делайте этого. Нужно быть благоразумным, и я не хочу, чтобы вы однажды могли меня обвинить в том, что я помешала вам в тот самый момент, когда судьба дает вам такой случай отличиться.
Я смотрел на нее с глубоким удивлением.
— Ну, — сказала она, улыбаясь, — что с вами? Вы не понимаете, дорогой Амори, как такая экзальтированная девушка, как ваша Мадлен, может сказать что-то разумное хотя бы раз в жизни?
Я подошел к ней и сел, как обычно, у ее ног.
— Вот на чем мы остановились, мой отец и я.
Я взял в свои руки ее похудевшие ручки и слушал.
— Я еще недостаточно окрепла, чтобы переносить поездку в коляске или на пароходе, но через пятнадцать дней, как уверяет мой отец, я смогу путешествовать без препятствий.
Итак, вы уезжаете, а я за вами. Вы поедете, чтобы выполнить вашу миссию, в Неаполь, а я вас буду ждать в Ницце, куда вы прибудете почти одновременно со мной, благодаря пароходу, приводимому в движение паром. Это прекрасное изобретение — пар, не правда ли? А Фюльтон [67] мне кажется самым великим человеком нашего времени.
— И когда я должен уехать? — спросил я.
— В воскресенье утром, — живо ответила Мадлен.
Я подумал, что в понедельник вы приедете из Виль-Давре и что я не увижу вас больше до моего отъезда.
67
Фюлтон (Фултон) Роберт (1765–1815) — американский изобретатель. Построил первый в мире колесный пароход «Клермонт» (1807).
Я собирался сказать об этом Мадлен, но она продолжала:
— Вы поедете в воскресенье утром, вы доедете на почтовой карете до Шалона — слушайте хорошо — так мне объяснил мой отец. Вы приедете в Марсель, чтобы сесть на государственный пароход, который отправляется первым в следующем месяце, и через шесть дней вы будете в Неаполе. Я даю вам десять дней, чтобы вы выполнили ваши поручения. Можно многое сделать за десять дней, не правда ли?
На одиннадцатый день вы уезжаете, и двадцать шестого или двадцать восьмого июля вы в Ницце, где мы ждем вас четыре или пять дней.