Амос Счастливчик, свободный человек
Шрифт:
Он нашел небольшую пещерку в скале на склоне горы — здесь он проведет ночь. Как ни жарко в долине, тут, на вершине, приходится укрываться от холодного ветра. Амос надеялся провести ночь в молитве, но в горном безмолвии его сморил сон.
В глухую пору между полночью и рассветом усталому человеку спится крепче всего. Но вдруг откуда ни возьмись послышался неистовый шум, пробудивший Амоса, будто он вовсе и не закрывал глаз. Прогремел над вершиной мычанием огромного стада волов, ревом бушующего моря. Прогремел и пропал. Такой силы был этот звук, что Амос даже не заметил вдруг поднявшегося ветра. Но тут в свете чуть занимающейся зари старик увидел, как гнутся под его порывами и роняют цвет кусты азалии и кустики голубики. Тогда осознал он силу вихря и, переполненный благоговением, упал на колени.
Гора
Амос вспомнил, как однажды пастор Эйнсворт рассказывал кому-то из прихожан о голосе Монаднока и других гор. Все они издают странные звуки, когда на покрытой лесом вершине горы встречаются дующие с разных сторон ветры. Один подует с севера, другой — с юга, и слышится такой рев, что впору оглохнуть, не длись этот звук считанные секунды.
Подобные разговоры были в городе нередки. Но сейчас, на вершине горы Амосу ясно одно: в его ушах раздался голос самого Бога. Он просил Бога ответить, значит, надо повиноваться этому гласу. Он начал молиться, но то была не обычная утренняя молитва. Он молился о том, чтобы Господь даровал верно понять услышанное.
Сидя на камне, глядя, как рассвет заполняет долину, старик отломил кусок хлеба, медленно запил его водой. От озер поднимался легкий туман, туман таился в низинах, где его постепенно выжигали лучи восходящего солнца. Над крепкими домиками посреди вспаханных полей и маленькими хижинами на вырубках в лесу стелились дымки — хозяева раздували очаги. Скоро настанет пора утренней трапезы, потом, отдохнувшие и подкрепившиеся, люди займутся работой — кто в поле, кто в лесной чаще. Начинается новый день с его дневными заботами, а Амос Счастливчик думает о том, как все-таки хорошо владеть своей землей. Если бы не доброта пастора, где бы он теперь жил? Вдохнуть в землю новую жизнь, возделывать ее собственными руками. Ибо богатство этой страны — земля. Владеть землей — все равно, что всегда иметь кубышку, полную монет.
Стоя в одиночестве на вершине горы, он широко улыбнулся самому себе, в нем что-то расцветало, брезжило, как рассвет, освещающий долину далеко внизу. Он взглянул на небо, такое яркое, такое голубое. Отсюда оно куда ближе, чем когда смотришь на него из долины.
— Благодарю Тебя, Господи, от всего сердца благодарю, — он благоговейно, как перенял от белых людей, прижал руку к сердцу. Потом опустился на колени и поцеловал землю — зачем, почему, он и сам не знал.
Когда Амос вошел в хижину, Виолет сидела за ткацким станком. Жужжание педали заглушило шаги. Она не знала, сколько времени муж простоял у нее за спиной, покуда тот не положил руки ей на плечи. Женщина прекратила работу и молчала, не зная, что сказать. Но его ладони, мягко покоящиеся на ее плечах, дали понять — они с мужем больше не в ссоре.
— Виолет, — начал он задумчиво, — я подумал, что человеку надлежит владеть своим куском земли, это на пользу и ему, и его семье. Я отправляюсь к Уильяму Тернеру, но негоже приходить к нему с пустыми руками.
Она радостно всплеснула руками, а потом указала на очаг.
Амос повернулся и увидел медный котелок, наполовину зарытый в золу.
— Почему ты принесла его обратно? — удивленно спросил он.
Как же легко было ответить — в первый раз за эти три дня:
— Я знала — что бы ты ни решил, когда вернешься с горы, больше тебя удерживать не буду. Это твое решение.
— Накопленное нами принадлежит нам обоим. Ты имела полное право охранять семейное достояние.
В тот же день Амос и Виолет оправились к Уильяму Тернеру и подписали купчую на двадцать пять акров вырубки и леса с протекающим по участку ручьем. Теперь этой землей будет владеть Амос.
Там, на берегу ручья, Амос построит им крепкий дом — чтобы выдержал непогоду и зимние вьюги, поставит амбар и дубильню, выроет дубильные ямы. А Виолет посадит бережно хранимые ею, пока они жили на земле пастора Эйнсворта, сокровища — сирень и чайные розы, нарциссы и ландыши.
Так, в 1789 году, когда Амосу шел восьмой десяток, он стал владельцем собственной земли — мечта его жизни, наконец, сбылась.
9. Продана
Еще не наступила зима, а Амос, не без помощи соседей, уже закончил постройку дома. Получился маленький домик, такой же, как и многие дома поблизости, с большой трубой и двумя каминами. Сначала обстановка была самая простая, но работы только прибавлялось, дела шли хорошо, и в медном котелке снова начали позвякивать монетки. Тогда Амос прикупил кое-какие вещи, чтобы сделать жизнь поудобней, — пуховые перины, письменный стол, комод и зеркало, пресс для отжимания сыра и маслобойку, новое колесо для прялки и ткацкий станок побольше.
Рядом с домом он пристроил большой хлев, расчистил поле под посев, купил еще одну лошадь. Теперь Циклоп, уже совсем состарившийся, мог до скончания своих дней спокойно щипать травку на пастбище. В хлеву стояли две коровы, а к инструментам дубильного ремесла прибавились орудия земледельца.
Заказчики приносили Амосу кожи и шкуры издалека. Те, которым нужна была особенно хорошо выделанная кожа, не ленились приезжать из самого Ридинга [41] и Стерлинга [42] , что в Массачусетсе, не говоря уже об Амхерсте [43] или Нью-Ипсвиче [44] , что в Нью-Гемпшире. Репутация кожевника из Джаффри росла год от года. Теперь, когда у Амоса стало больше места, он нанял постоянными помощниками двух сыновей Луизы Бурдо. Появился у него и ученик, Симон Петер, с которым он подписал договор на три года. Теперь можно было брать больше заказов, а они совсем неплохо оплачивались, иногда даже вперед, до того, как работа была готова, — люди привыкли доверять старому кожевнику.
41
Ридинг — основан в 1630 г. переселенцами из Англии.
42
Стерлинг — основан в 1720 г.
43
Амхерст — основан в 1658 г. Джоном Пинчоном, назван по имени Джеффри Амхерста (1717–1797), командовавшего британской армией во время англо-франко-индейских войн (1754–1767).
44
Нью-Ипсвич — основан в 1735 г. переселенцами из городка Ипсвич в штате Массачусетс.
«Сэр, пожалуйста, одолжите мистеру Джоэлю Адамсу выделанную шкуру теленка, если моя еще не готова. Отдайте ему одну из ваших, а взамен возьмите мою, или я вам за нее уплачу сполна. Уильям Пресскотт», — подобные письма приходили нередко, и Амос всегда читал их вслух жене.
— А у тебя есть телячья шкура? — спросила Виолет.
— И весьма неплохая, — кивнул Амос, довольный тем, что большой сарай позволяет ему хранить немалый запас кожи — как раз для таких случаев.
В другой раз пришло письмо от Симеона Батлера с просьбой ссудить Сэмюэлю Эвери двенадцать шиллингов, которые Симеон обещается вскорости уплатить.
— Ты можешь ссудить его такой большой суммой, не зная, когда именно он сумеет вернуть долг? — удивилась Виолет.
— Мы никому ничего не должны, а монеты в котелке плодятся, как кролики в норе, — Амос широко улыбнулся жене, и улыбка сказала больше, чем слова. Он был ей по гроб жизни благодарен и никогда не забывал об этом. Виолет слегка склонила голову, молчаливо принимая признательность мужа, зная в глубине сердца, что заслужила ее.
В Джаффри построили Народную библиотеку, и Амос стал туда нередко захаживать. Он читал книги зимой, когда работа кожевника замирала, и часто обсуждал прочитанное с другими жителями городка. Кожевник знал, что творится вокруг, потому что всегда получал газету со свежими новостями. Знания, помноженные на природный ум, позволяли ему здраво судить о том, что происходит; к нему нередко обращались за советом, и при этом почти никогда не забывали почтительное «мистер».