Амплуа Нефертити

Пилипенко Сергей Викторович

– Чем? – вяло спросил я.

– Укол ревности, – объяснил жрец, – но это пройдет. Не беспокойся. Пойдем за мной, а то царица, наверное, заждалась.

– Я не пойду туда. Я не могу. Иди сам, – ответил я и попытался вновь сесть на пол.

– Нет, ты пойдешь, – сказал жрец и уже не брал меня за руки, а просто протянул в мою

сторону руки.

Меня, словно вихрем, подняло вверх, и я резко встал, выпрямившись во весь свой рост.

– Так-то лучше, – спокойно сказал мой проводник и добавил, – поверь, это пройдет и уже затем будет гораздо спокойнее. Это нужно для тебя, и ты поймешь потом зачем. Пошли.

Он повернулся и зашагал далее, я же поплелся следом, едва передвигая ноги и изредка притрагиваясь к самому себе, желая убедиться, что это такая же явь, как и все то, что я вижу и слышу.

Вот и дверь перед нами, а за нею та самая комната, где был я вчера, и где царица одарила меня своей великой любовью.

Жрец открыл ее предо мной и впустил меня внутрь.

Что происходило там – уже всем известно и говорить не буду. Думаю, вы сами должны понять меня и само собой уразуметь.

– Входи, милый, не бойся, – спокойно произнесла Нефертити и на минуту оставила своего нового «любовника». Так стал я именовать их, по очереди

входящих и выходящих, уносящих далеко за пределы царства частичку той самой светлой любви.

– Зачем я тебе понадобился? – как-то грубо спросил я, пытаясь не смотреть на свою любовь и того самого «любовника» одновременно.

– Успокой себя и зайди вновь, – завидев мое настроение, сказала царица и повернулась ко мне спиной.

Я тупо повиновался. Вышел за дверь и немного там поостыл. Потом снова зашел, а войдя, замер.

Царица показывала тому самому человеку как paз то, что показывала и поясняла накануне мне. Я живо отвернулся и злобно сказал:

– Если ты хочешь

пристрастить меня к чему то, то у тебя ничего не получится. Я ухожу, видеть тебя больше не желаю.

Жрица посмотрела на меня, почти, как показалось мне, в упор. Затем, молча, кивнула и произнесла:

– Иди и больше не появляйся здесь. Скажи жрецу, чтоб отвел тебя помыть голову и руки.

– Хорошо, передам, – гордо и гневно сказал я, а затем, уже повернувшись, почему-то спросил, – а зачем это? Я ведь уже умылся?

– Давно на этом столе никто не созерцал самого себя, – сурово ответила царица и указала рукой на тот стол, который я ранее обрисовал вам.

– Что-о? – вопиющим голосом произнес я. – Ты хочешь меня принести в жертву своей изысканной любви?

– А, почему бы и нет. Не вижу причин для твоего отказа править здесь.

– Но я и не отказываюсь. Просто не хочу смотреть.

– Этого не будет. Или так, или по-другому. Выбирай!

– Ты в своем уме?! – в гневе выкрикнул я и в тот же миг почувствовал, как мой рот сжался и наполнился чем-то особенным, от которого я даже сейчас иногда оказываюсь в холодном поту, чувствуя хоть малейшее подобное.

– Закрой свой рот и не перечь мне, – сурово произнесла она следом тому действию, – иди и исполняй то, что я велела.

– Но я не хочу, – чуть ли не закричал я сквозь полноту чем-то набитого рта.

– Это меня не тревожит, – произнесла царица.

– Хорошо, я согласен, – тут же понял я, что всякие мои «вывихи» могут закончиться весьма плачевно.

– Теперь уже поздно. – ответила царица, – иди мойся. Я проведу с тобой обряд смывания. И, если Боги разрешат – то оставлю тебя жить. Если же нет – то прощай, мой царь, – холодно добавила она и отвернулась, вплотную занявшись тем самым человеком, что уже порядком надоел мне, загнав почти в могилу.

Конец ознакомительного фрагмента.