Амулет для влюбленных
Шрифт:
– Тебя тоже отпустили? – спросила Марина только для того, чтобы он не успел первым сказать еще что-нибудь такое, отчего она на его глазах немедленно бросится в соседний водоем.
– Не отпускали. Я просто ушел.
– Зачем? Неужели тебе мало моего унижения? Хочешь, чтобы все вслух над нами хохотали?
Вадим посмотрел куда-то вбок и сказал совсем не то, что от него ожидала Марина:
– Знаешь что, поехали в цирк!
– В цирк?
Орловский кивнул.
– Мне цирка и здесь хватает, – пробормотала Митрофанова. – И вообще, я не люблю цирк. Там животных мучают.
– Все равно, пошли! – Он опять не обратил внимания на ее слова и потащил к выходу
Потом они долго ехали на троллейбусе. Марина молчала. Вадим тоже ничего не говорил, только посматривал на нее из густоты своих длинных волос, с которых съехала и где-то потерялась резинка.
Билеты остались только на самый последний ряд, откуда арена казалась маленькой и лиц выступающих было не рассмотреть, но это оказалось даже неплохо. Артисты кордебалета в танцах выстраивались в красивые фигуры, и особенно хорошо видно это было как раз с верхних рядов. Воздушные гимнасты исполняли свои сложные пируэты тоже перед самыми глазами Марины с Вадимом. Животных никто не мучил, поскольку был будний день, и в программе значились не самые главные номера. В общем, сама того не ожидая, Митрофанова получила большое удовольствие от бравурной музыки, ярких блестящих костюмов, смелости и ловкости цирковых артистов. Возвращаясь домой, она уже улыбалась, и жизнь не казалась ей беспросветной.
Возле подъезда Митрофановых Орловский задерживаться не стал. Он сказал Марине: «Не падай духом», закрутил раздуваемые ветром волосы узлом, засунул их под куртку и пошел домой. Марина смотрела ему вслед и никак не могла понять, радоваться ей или огорчаться тому, что с ней происходит без всякого ее на то желания.
А в классе после ухода Митрофановой с Орловским Феликс Лившиц опять нервно кусал побледневшие губы. Вадим опять сделал ход конем. Как он быстро догадался пойти вслед за Мариной! Он, Феликс, тоже догадался, но всего минутой позже, а в этой минуте и оказалось все дело. И ушел Вадик красиво. Никакой реакции на вопросы Людмилы и на ядовитые реплики Марго. Лившиц не удержался и обернулся на Рыбаря. Тот смотрел в стол. Лицо его было пунцовым, и даже сквозь белые волосы проглядывала красная кожа.
Что же такое предпринять, чтобы переиграть Орловского? Меловые буквы уже не помогут. Вчерашний день. Что же любит Марина? Чем же ее взять? Одна надежда на праздник, затеянный Людмилиной Элечкой. Эта самая тоненькая Элеонора Сергеевна вовсе не так проста, как прикидывается: она далеко не все сказала одноклассникам. Его, Феликса, она еще накануне поймала у школы и предложила сыграть Чернобога. Чернобог являлся злым славянским божеством, и Элечка долго упрашивала Лившица, чтобы он согласился. В конце концов она стала говорить Феликсу нескончаемые комплименты на предмет его необыкновенно выразительной внешности, и он сдался, тем более что она обещала ему настоящий театральный костюм с латами, шлемом и прочими прибамбасами. Он догадывался, что она не только ему, а и некоторым другим втайне от остальных раздала какие-то роли, но в обиде не был. Возможно, в этом-то и будет вся соль мероприятия. Может быть, он в этом костюме сможет произвести впечатление на Митрофанову? Поскольку его лицо в начале праздника, по задумке Элечки, будет закрыто забралом или черной маской, может быть, он сумеет придумать что-нибудь такое, что поразит Марину в самое сердце? Что-нибудь, вроде тайны Железной Маски…
Богдана Рыбарева раздирали на части противоречивые чувства. Он никак не мог разобраться в собственных переживаниях и мучился не меньше остальных действующих лиц этой истории. С одной
Богдан понимал, что матери, которая одна тянет их четверых, не суметь одеть его по последней моде, и ей не жаловался. Он тихо и мучительно страдал. Он не спал всю ночь после того, как на прямой вопрос Марины крикнул ей в трубку «нет!». Богдан, вообще-то, не знал, «да» или «нет», и посчитал, что честнее будет сказать «нет». И когда он одним словом отказался от нее, ему показалось, что он умирает без Марины, а на другой день похвалил себя за то, что разорвал эти бесперспективные отношения, не доведя их до того позорного финала, когда Митрофанова сама его бросит.
Последнее время ему стала уделять подозрительно много внимания Марго Григорович, которая раньше говорила одни сплошные гадости и колкости. Богдан ей не верил так же, как и Марине, но решил воспользоваться всем, что она ему предлагает. Марго – не Марина! В лице Марго он отомстит всем: плейбою Орловскому, новоявленному красавчику Лившицу, обманщице Митрофановой и вообще всей этой жизни, которая загнала его в угол и не выпускает на волю.
Когда Рыбарь в гардеробе надевал свою свежевыстиранную куртку, рядом с ним опять пристроилась Марго.
– Домой? – односложно спросила она, и Богдан понял, что Григорович снова собирается его провожать.
Он усмехнулся. Марго добровольно взяла на себя мужскую роль, а он, похоже, мог, как девчонка, позволить себе перед ней покапризничать и пококетничать. Интересно, что она задумала? Но, что бы ни задумала, ничего у нее не выйдет!
– Домой, – ответил Рыбарь и, как мог, нагло посмотрел ей в глаза. Марго не только своих глаз не отвела, а наоборот – заглянула так глубоко внутрь Богдана, что могла, как ему показалось, увидеть даже содержание его желудка.
Они шли к дому Рыбаря и напряженно молчали. В конце концов он не выдержал первым и спросил:
– Ты теперь всегда будешь меня домой провожать?
– А тебе разве не нравится? – сделала невинные глазки Марго.
– Нравится, конечно… – издевательским тоном ответил Рыбарь. – С тобой я ничего не боюсь. Знаешь, ко мне из 48-го дома Макс Иванов пристает. Может, дашь ему по шее?
Изумленная Марго остановилась, а Рыбарь расхохотался:
– Что, даже и портфель мой не понесешь? – И он покрутил перед носом Григорович своей потрепанной школьной сумкой.
– Приколоться решил? – покачала головой Марго. – Молодец! Не замечала раньше за тобой такого остроумия.
– Мне кажется, ты меня вообще не замечала, и я никак не могу понять, с чего вдруг заметила.
– Может, ты мне понравился?
– Чем же?
– Всем.
– Неужели ты, Марго, поумней ничего не можешь придумать?
– А хочешь, я скажу честно?
– Валяй!
– Я действительно тебя не замечала, пока некоторые, которых не будем называть по фамилии, первыми не заметили. Я удивилась, пригляделась и поняла, что они правы. Есть в тебе кое-что.