Амулет Самарканда
Шрифт:
— Да что ты говоришь? А я и сам уже это вычислил. Ну, ладно, тогда приди в мои нежные когти.
Джинн потянулся, проверяя, как работают мышцы; лапы протестующе затрещали.
Натаниэль побелел. Горгулья закатила глаза.
— Я всего-то навсего собираюсь отнести тебя туда. Просто отнести! — сказал джинн. — Если мы хотим перехватить Лавлейса, прежде чем он войдет в зал, нам нужно поторопиться. Как только он туда войдет, зал будет запечатан — можешь не сомневаться.
Натаниэль осторожно сделал шаг вперёд. Горгулья нетерпеливо притопнула.
— За меня можешь не
С этими словами он сграбастал Натаниэля и развернулся было, чтобы выйти из комнаты, но споткнулся об мертвое тело в дверях.
— Ты бы хоть не раскидывал трупы жертв где попало! Я себе палец отшиб!
Джинн одним прыжком перемахнул через обломки двери и помчался по галерее, помогая себе мощными взмахами каменных крыльев.
Желудок Натаниэля на каждом шаге грозил вывернуться наизнанку.
— Потише! — выдохнул Натаниэль. — Меня тошнит!
— Значит, поездка тебе не по нутру. — Бартимеус сиганул сквозь арку, ведущую в галерею, и, проигнорировав лестницу, опустился в коридоре десятью футами ниже. Вопль Натаниэля эхом отдался от стропил.
Наполовину бегущая, наполовину летящая горгулья преодолела следующий коридор.
— Итак, ты совершил своё первое непосредственное убийство. И как ощущения? — дружелюбно поинтересовался джинн. — Я уверен, что теперь ты чувствуешь себя настоящим мужчиной. Помогло ли это загладить воспоминания о смерти жены Андервуда?
Натаниэля так тошнило, что ему не под силу было даже слушать это, не то что отвечать.
Минуту спустя гонка окончилась, да так внезапно, что Натаниэля мотнуло, словно тряпичную куклу. Горгулья остановилась на углу длинного коридора, поставила Натаниэля на пол и молча указала вперёд. Натаниэль встряхнул головой, чтобы мир перестал кружиться перед глазами, и посмотрел, куда было указано.
На противоположном конце коридора располагалась дверь, ведущая в зал, и дверь эта была открыта. Рядом с дверью стояли трое — чопорный слуга, придерживающий дверь, тот волшебник с рыбьей физиономией, Руфус Лайм, и сам Саймон Лавлейс, застегивающий воротник. Под рубашкой на миг блеснуло золото — а потом Лавлейс застегнул-таки воротник и поправил узел галстука. Покончив с этим, Лавлейс хлопнул спутника по плечу и вошёл в дверь.
— Мы опоздали! — прошипел Натаниэль. — Может, ты?..
Он оглянулся и застыл в изумлении: горгульи рядом не было.
Тут над ухом у него зазвучал еле слышный голосок:
— Пригладь волосы и иди к двери. Ты можешь притвориться слугой и войти в зал. Живо! Пошевеливайся!
Натаниэль подавил настойчивое желание почесать ухо — там копошилось что-то маленькое и щекотное. Он выпрямился, откинул волосы с лица и быстро засеменил по коридору. Лайм куда-то ушёл. Слуга как раз собрался закрыть дверь.
— Подождите! — Натаниэлю отчаянно хотелось, чтобы его голос звучал более солидно и властно. — Впустите меня! Им нужен ещё один человек, чтобы разносить напитки.
— Что-то я тебя не знаю, — нахмурившись, сказал слуга. — А где Уильям?
— У него разболелась голова. И вместо него отправили меня. В последнюю
Шаги в коридоре. Чей-то властный голос.
— Погодите!
Натаниэль обернулся. И услышал, как Бартимеус выругался у него над ухом.
По коридору к ним стремительно приближался чернобородый наёмник — босой, в изорванной одежде, — и его голубые глаза метали молнии.
— Скорее! — повелительно произнёс джинн. — Дверь приоткрыта — давай, ныряй внутрь!
Наёмник прибавил шагу.
— Задержите мальчишку!
Но каблук Натаниэля уже опустился с размаху на ногу слуги. Слуга взвыл от боли и отдернул руку. И тут же попытался схватить обидчика. Натаниэль увернулся, толкнул дверь и протиснулся в образовавшийся проем.
Насекомое у него на ухе возбужденно запрыгало.
— Теперь запри дверь, чтобы они не вошли! Натаниэль изо всех сил толкнул дверь — уже в обратную сторону, — но слуга налегал на неё всем телом, и дверь начала отворяться.
А затем за дверью раздался голос наёмника, тихий и вкрадчивый.
— Оставь, — сказал он. — Пусть себе идёт. Он заслужил эту участь.
Давление на дверь ослабло, и Натаниэль наконец-то смог её захлопнуть. Щёлкнули замки. Щёлкнули и провернулись.
Над ухом у Натаниэля вновь раздался все тот же голос:
— Недобрый знак.
Бартимеус
С того момента, как мы вошли в роковой зал и он был запечатан, события начали разворачиваться стремительно. Мальчишка, наверное, даже не успел оценить обстановку, прежде чем она необратимо изменилась, но мои чувства, конечно же, более совершенны. За оставшийся краткий миг я оценил её во всех подробностях.
Во-первых, где мы находимся? За запертой дверью, на самом краю круглого стеклянного пола. Поверхность стекла была шероховатой, и потому обувь по ней не скользила, но при этом стекло было достаточно прозрачным, чтобы лежащий внизу ковер был виден во всей его красе. Мальчишка стоял прямо над краем ковра — каймой, украшенной узором из переплетающихся виноградных лоз. Вдоль стен на равном расстоянии друг от друга маячили бесстрастные слуги с сервировочными столиками, уставленными пирожными и напитками. Далее полукругом стояли стулья, те самые, что я видел в окно; теперь они поскрипывали под тяжестью собравшихся волшебников. Волшебники потягивали напитки и вполуха слушали ту женщину, Аманду Кэчкарт. Она стояла в центре зала, на возвышении, и обращалась к гостям с приветственной речью. За плечом у неё с непроницаемым лицом торчал Саймон Лавлейс. Женщина продолжала вещать:
— …и в завершение мне хотелось бы обратить ваше внимание на ковер у вас под ногами. Мы заказали его в Персии. Думаю, это самый большой ковер во всей Англии. И я полагаю, что каждый из вас, если присмотрится, сможет отыскать на этом ковре себя.
(Одобрительный гул. Отдельные восклицания.)
— Итак, сегодня дебаты продлятся до шести вечера. Затем мы сделаем перерыв и пообедаем в шатрах на лужайке. Там же вы сможете посмотреть выступление латвийских жонглеров.
(Одобрительные возгласы.)