Амундсен
Шрифт:
В кабинете посла звенит колокольчик. Эту сцену описала в книге о родителях старшая дочь Нансенов, Лив [56] , которая (единственная из детей) появилась на свет еще до первой экспедиции «Фрама». Рассказал ли ей о посещении кто-то из родителей, или четырнадцатилетняя девочка стояла у перил бельэтажа и сама видела, как отец нехотя спускается из своей башни?
Он заходит в спальню к жене. Тут звучит первая из двух реплик, ее: «Я знаю, чем это кончится». Его раскусили. На миг он застывает, расплюснутый между ее взглядом и собственной совестью.
56
Сам Амундсен заранее предвидел, что реакция общества на смену планов в отношении цели экспедиции на «Фраме» не будет однозначной, и в книгах подробно не писал
Посол уже спустился на два пролета — из кабинета в башне на второй этаж, а оттуда в бельэтаж. Впереди еще один лестничный пролет. У Нансена пока есть возможность искупить вину и отвести объявленный приговор, возможность не потерять достоинство, возможность доказать свою верность. В самом низу звучит вторая реплика: «Вы получите "Фрам"».
Драма достигла кульминации, причем без единой реплики со стороны Руала Амундсена. Он покинул Пульхёгду с безмерным облегчением. Впоследствии он почувствует на своих плечах бремя целого континента.
Глава 10
БЕЛЫЙ МЕДВЕДЬ В УПРЯЖКЕ
Посланник Нансен возвращается в Лондон. Одновременно Руал и Леон Амундсены отправляются в путешествие за Атлантический океан: импресарио Рэндалл наметил для Руала продолжительное турне по Соединенным Штатам.
Оно открывается 20 октября 1907 года выступлением в Нью-Йорке, в знаменитом Карнеги-холле. «Чтобы заполнить зал, вмещающий две с половиной тысячи человек, и создать видимость успеха, — писал импресарио, — нам придется в известной степени опираться на соотечественников». Иностранец может рассчитывать на удачное лекционное турне после триумфальной экспедиции прежде всего благодаря обширным колониям иммигрантов. Это, объяснил Рэндалл, относится не только к покорителю Северо-Западного прохода: в свое время сам Нансен потерпел с докладами «финансовую неудачу везде, где было мало норвежцев». Ну спасибо, что просветил…
Руал Амундсен надеялся за одну зиму в Америке заработать хорошие деньги. Кроме того, он надеялся повидать в Нью-Йорке своего друга и наставника с «Бельгики» — Фредерика А. Кука. Но Рэндалл еще в июле сообщает, что «д-р Фред. Кук отбыл в неизвестном направлении». Забавно. Только после отъезда из Нью-Йорка Амундсена нагоняет письмо от Кука с самыми теплыми поздравлениями.
Письмо крайне загадочное. Датированное 7 ноября 1907 года, оно написано на фирменной бумаге нью-йоркской гостиницы. Бумагу д-р Кук, вероятно, выбрал для отвода глаз. Он давным-давно уехал на север, хотя до его марш-броска к Северному полюсу оставалось еще четыре месяца. «Мне очень жаль, что Вы не застали меня. Я слышал, Вы собираетесь к нам опять в апреле… Если это так, спишитесь со мной, причем заблаговременно».
Послание указывает на то, что д-р Кук не хотел рассказывать старому другу, где и когда он будет находиться. Опасался конкуренции или что-нибудь скрывал? В апреле 1908 года Фредерика Кука совершенно точно не застать в Нью-Йорке. Тогда он будет как раз в той неназываемой точке земного шара, куда всеми силами стремится попасть Руал Амундсен. Вероятно, Кук будет там… а может, совсем в другом месте. [57]
18 ноября Леон снова в Христиании и вскоре начинает получать отчеты от повеселевшего лектора: «До Рождества мне удастся скопить тысячу долларов, а это уже кое-что».
57
В описываемое время Кук находился в эскимосском селении Анноаток на севере Гренландии, где остался зимовать с одним помощником для подготовки к полюсному маршруту. В своей попытке выступить в качестве эксперта в споре Пири и Кука о первенстве в достижении полюса пресса (в первую очередь американская) набором порой даже не неумелых, а скорее нелепых аргументов настолько дезориентировала читателей, что последствия этой газетной шумихи сказываются (в частности, в восприятии Буманн-Ларсена) и в настоящее время, в то время как у исследователей Арктики вся природная информация Кука спустя десятилетие получает признание Так, начальник первой американской дрейфующей станции Джозеф Флетчер заявлял «Я считаю невозможным поверить, что доктор Кук лгал Описание его путешествий является честным и точно обоснованным Для него было бы невозможным сфабриковать свой рассказ на основе его знаний ледовых условий и движения льда в Арктическом бассейне» ( Лактионов А. Ф.Северный полюс M, 1960. C. 182) Свидетельство
После Рождества Руал направляется на западное побережье: «Я собираюсь подвергнуть "Йоа" тщательному осмотру, дабы проверить, можно ли предпринять на ней новое путешествие».
Неужели Амундсен сомневался, уступит ли ему Нансен «Фрам» для похода к Северному полюсу? Или хотел сократить расходы, выйдя в экспедицию на крошечной «Йоа»? Или стремился обеспечить себе большую независимость от г-на профессора? «Йоа» по-прежнему стояла в Сан-Франциско. Оттуда было рукой подать до Берингова пролива, через который можно войти в Северный Ледовитый океан. Каковы бы ни были мотивы Руала Амундсена, раскрывать карты он не намерен. «Только, пожалуйста, никому ни слова», — просит он брата.
14 декабря (пока этот день не ознаменован ничем особенным и выбран чисто случайно) Руала Амундсена чествуют в американской столице. «Вчерашнее торжество было поразительным по размаху. На него сползлась и съехалась вся вашингтонская знать — послы, министры и т. д. Должен был присутствовать также президент, но ему помешала болезнь дочери. Вице-президент Североамериканских Соединенных Штатов Фэрбенкс вручил мне золотую медаль. Медаль огромная — потянет на 250 долларов. Спереди изображен весь американский континент, причем на месте магнитного полюса вделана звезда из синего сапфира (?). Сзади — надпись о том, что медаль предназначается мне. Ничем подобным меня еще не баловали». Леону Руал с гордостью пишет: «Вечер превратился в чествование не одного меня… от начала до конца чествовали Норвегию».
Вскоре родина по ту сторону Атлантики погружается в траур. Незадолго до Рождества отошла в мир иной хозяйка Пульхёгды. «Пришло страшное сообщение о кончине фру Нансен. Я тут же телеграфировал г-ну министру», — пишет Руал Леону. Фритьофу Нансену предстоит пережить еще одну полярную ночь. Кремация происходит в тесном кругу. Прах развеивают по ветру. Леону каким-то образом удается передать венок.
Руал Амундсен отмечает Рождество в Лейк-Форесте (под Чикаго), у своего друга Фредрика Хермана Гаде. Глава семейства, владелец Фрогнерской усадьбы [58] Герхард Гаде, участвовал в торжественном обеде, данном в Христиании по случаю возвращения полярника из экспедиции на «Йоа». Все три его сына окончили Гарвардский университет и пожелали обосноваться в Соединенных Штатах: Джон в Нью-Йорке, Гораций в Бостоне и Херман в Чикаго. Поскольку все трое взяли себе жен из влиятельных (если не баснословно богатых) американских семейств, совместными усилиями они обладали сетью связей, совершенно бесценной для друга детства.
58
Старинный помещичий дом, где в настоящее время размещается Ословский городской музей.
Херману Гаде предстояло сыграть в жизни Руала Амундсена особую роль. Открытый, любезный, подчеркнуто общительный, Херман сильно отличался от своего младшего товарища (между ними была разница в год). Будучи человеком светским, он умел проявить гибкость и легко приспосабливался к обстоятельствам; в то же время Херман испытывал безудержную тягу к свершениям большего масштаба, чем пополнение и так туго набитой мошны. Честолюбивый адвокат и предприниматель не меньше нуждался в славе Руала Амундсена, чем тот нуждался в связях и одолжениях состоятельного друга. Школьные приятельские отношения между ними переросли в дружбу, основанную на неафишируемой взаимности и отличающуюся тесной близостью, которая в остальных случаях отнюдь не типична для Руала Амундсена.
Полярного путешественника всю жизнь тянуло к тихому уюту счастливой семьи. Свое благоустроенное гнездышко в Лейк-Форесте Херман Гаде назвал в честь родной усадьбы — Фрогнером. Туда, где в довольстве и богатстве жил адвокат с женой Алисой и двумя детьми, очень любил наведываться Амундсен. Однако, хотя исследователь Арктики использовал любой предлог посетить Чикаго, ночевал он далеко не всегда во Фрогнере.
Связи общительного Хермана простирались далеко за пределы круга зажиточных чикагских поставщиков консервов. Изредка «старому срамнику» (как радостно называл его друг) нужно было прибегать к своим организаторским талантам, чтобы устроить для Амундсена ночевку под материнским крылышком мадам Кэрри — разумеется, если у той находилась свободная «девочка».