Амур-батюшка
Шрифт:
«Зачем понадобились ему эти мудрые рассуждения?» – думал Сашка. Он желал избежать ссоры, опасался сказать богачу что-либо грубое. «С сильным не борись, с богатым не судись! Надо обойти все опасности».
Но чем больше Гао говорил, тем сильней возмущался Сашка и тем труднее было ему сдерживать себя, улыбаться и кланяться.
– У меня нет денег платить в общество.
– Мы займем тебе.
– Нет, я хочу вступить, когда буду полноправным.
– Ты и так создал благополучие.
Одака, сидя под навесом и разбирая картофель, слышала все через открытую дверь. Мужчины говорили долго, уж солнце стало клониться. Иногда
– Да, варвары! – тонко кричал Гао. – Ты в их власти! Ты забываешь свое кровное!..
Через поле шли с топорами Николай и Володька. Они возвращались из леса. Володька задержался на поле, Николай прошел в фанзу.
Голоса спорящих стихли. Но понемногу спор снова разгорелся. Послышался уверенный голос Николая. Теперь и муж заговорил смелее. Спор становился все горячей.
– Ты упрекаешь меня! – говорил Сашка. – В чем? В том, что я создал своими руками? Разве я не китаец? Разве я не люблю свою родину? Но значит ли это, что я должен тебе подчиниться? Да, вот у меня есть золото, на… Вот бери все, и по твоей цене. Достану весы. Взвесь! Ты сам назначил! Возьми! Да, я обманывал тебя! Не хотел вступать в общество, не хотел отдать сразу долг. Но теперь отдаю все. Бери! Я никогда не войду в общество.
– Ах, ты вот как!.. – вскричал Гао.
Николай подлил масла в огонь, сказав:
– Самый горячий патриот может покинуть родину, не вытерпев насилия угнетателей. Каждый, кто бесстыдно обманывает простых и доверчивых сограждан, – пособник маньчжур!
– Она тебе неровня! Она дикий зверь! В ней вся причина! – кричал Гао. – Она уничтожает наше патриотическое единение! – говорил он об Одаке.
– Такие, как ты, погубили семью моего отца на родине! – яростно кричал Сашка, с болью в сердце сознавая, что Гао все же выудил у него золото. – А теперь, когда я хочу выбиться из беды, ты уверяешь меня, что я принадлежу к избранному народу. Хотите лишить меня семьи! Твои братья – негодяи!
– Как?!
– Да! Они пытались насильничать. На земле, где нет хозяев, я стал человеком. Такие, как вы, отняли у меня все еще в ту пору, когда я был на родине, а теперь, когда я нашел кусок хлеба, кощунственно призываете меня во имя родины бросить труд и честную жизнь и сделаться на чужбине рабом, слепым и ничтожным.
Гао перебил его.
Сашка проклинал себя в душе и старался сдержаться. Доказывать бесполезно. Тысяча законов, куча известных мудростей будут сейчас двинуты на него. Общество, быть может, задумает стереть его с лица земли.
«А я плюю на тебя! – думал Сашка. – Смотри, вот как я вытягиваю губы и плюю, хотя ты и не замечаешь! Ненавижу тебя! Как ты позорно оплеван мной!» Сашка слыхал, что где-то так умные люди мстят и утоляют зло, когда сами бессильны.
«Я скажу им при случае, что, конечно, уеду в Китай, что брошу гольдку! „И детей?“ – спросят они. Отвечу: „Да, и детей“. Но в самом деле – никогда! Я обману их!»
– Все вступают в общество «Свободных братьев», – говорил Гао. – Все те, кто женаты на гольдках.
Но Сашка наотрез отказался. Он знал, чем кончаются такие связи. На родине, в деревнях, торговцы и богатые крестьяне из века в век использовали этот древний способ закабаления тружеников и под всякими предлогами втягивали бедняков в разные общества, обирали их, заставляли работать на
– Мало виделись, мало виделись! – так приветствовал, кланяясь купцу, вошедший Володька. Он назвал Гао «родившийся ранее меня».
Гао знал, что это человек вежливый. Он отвернулся от Сашки и разговорился с его жильцами, предлагая Володьке и Николаю поступить в его лавку приказчиками. Это было бы очень выгодно: тогда Гао мог показать всем сомневающимся, что борется за справедливость, дает приют изгнанникам.
Николай вспыхнул и отказался.
– Но без нашей помощи будешь с пустым брюхом! – язвительно заметил Гао.
– Убийцы и поджигатели едят досыта, а у почитающего Будду всегда пустой желудок! – с поклоном ответил Николай.
На этот раз вспыхнул Гао. Дело дошло до оскорблений.
– Ты только маленькая вещь! – восклицал Николай. – Нечто маленькое между Западом и Востоком…
– Общество тебя накажет, говорить председателю такие слова!
– Общество? – вне себя от ярости подскочил рослый и худой Николай. – Ваше общество? – И с жаром опытного проповедника он стал поносить объединение купцов.
Работник Гао, великан Шин, и тот слушал Николая с удовольствием. Всем нравилось, как он ловко высмеивает общество купцов и их цели. Такого речистого и умного человека надо послушать. Он в пух и в прах разбил доводы Гао, объявил общество купцов братством нечистых. Как сыпал он при этом изречениями из книг великих мудрецов!
Николай поклялся вести борьбу против влияния общества богатых на Амуре. Шандунец, сын участника Тайпинского восстания, казненного наемниками-англичанами, состоявшими на службе правительства, он знал многое такое, что впервые услыхали его новые друзья.
Николай понимал, что Гао только внешне вежлив с ним, а сам намекает, что будет мстить, может подослать убийц. Николай не был трусом, всю жизнь он боролся и стал закаленным бойцом. На родине он призывал к свержению власти маньчжуров и, как потомок тайпина, проповедовал общественную собственность на землю.
– В Серединном царстве во все времена было множество тайных обществ, – говорил Николай. – Есть общества богатых. Но есть общества бедных – они противятся богатым. Они многолюдней и сильней. Я знаю язык лжи и понимаю твои намеки, но не для того мы страдали на родине, чтобы на чужбине идти к тебе в компаньоны. На действия вашего общества мы ответим своими тайными действиями. Есть общества честных людей, бескорыстно любящих свою родину, желающих свергнуть власть маньчжуров. Таких обществ в Китае множество. Это потому, что народ не смеет говорить во всеуслышание и собираться открыто, но каждая деревня свободных переселенцев в Маньчжурии – это свободное тайное братство. Не запугивай нас. Нас мало, но мы объединимся. Попробуй только угрожать нам! Мы составим свое общество. Мы не потерпим твоих происков и угроз!
Гао подумал, что надо покончить с Колькой и пожаловаться на него исправнику. Правда, тот считал китайцев просто варварами. Только посмеется и никаких мер не примет, тем более что ему приказано оказывать помощь политическим изгнанникам из Китая и на это отпускались средства, часть которых он, видно, удерживал. Кольке конь и корова полагались, а он не дал.
Когда вышли из фанзы, Гао закричал:
– Эта вонючка не принесет тебе счастья! – и указал на Одаку, стоявшую на коленях около кадушки, которую она мыла.