Амур-батюшка
Шрифт:
– Он дочку просит взять с собой, чтобы ты увез ее к Анге на Додьгу, а то, когда ты уедешь, Гао придет и опять отберет девку. Пожалуйста, вези ее к Ивану, – сказал Удога.
…Было еще не поздно, когда Егор с Дельдикой тронулись в дорогу. Застоявшийся конь, чуя, что путь ведет домой, бойко побежал по тропинке. Розвальни закачались на сугробах. Луна, как золотая белка, запрыгала в узорчатых вершинах лиственниц. Егор оглянулся на огоньки в фанзе торгашей и шибче погнал Саврасого.
«Так вам и надо! – подумал он. – В другой раз,
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
За думами Егор незаметно добрался до Додьги.
– Доехали, – сказал он маленькой гольдке, остановив Савраску подле Ивановой избы.
Дельдика забеспокоилась и что-то залепетала по-своему. Егор помог ей выбраться из розвальней и повел в избу. Притворив за собой дверь жарко натопленной избы, мужик покашлял, но из темноты никто не отзывался. Слышно было только, как, часто и быстро стуча ногой, зачесалась в углу собака.
– Григорьевна, ты дома? – спросил Кузнецов.
– Кто это? – послышался с полатей испуганный и хриплый голос Бердышова.
– Никак, это ты, Иван? Слезь, я тебе гостью привез.
– Чего это тебя в полночь носит?.. Анна, поди засвети огонька: кого он там привез?
Бердышова слезла на пол, высекла огонь и зажгла лучину.
– Дельдика! – с восторгом воскликнула она, и обе гольдки радостно бросились друг к другу.
Тем временем Иван Карпыч слез с полатей и, поджав ноги, присел на лавку.
– Ты к китайцам, что ль, ездил? – спросил он.
– К ним, – ответил Егор.
Бердышов достал табак и трубку и, поудобней привалясь к горячему чувалу, закурил.
– Я продрог сегодня, беда, иззяб. И с чего, сам не знаю, будто не силен мороз, – посетовал Иван.
– А я полагал, что ты на этот раз подольше пособолюешь.
– Ничего не попалось, – удрученно ответил Иван. – За пустяками проходил, измаялся, ног не чую.
Впрочем, и при удачной охоте он редко сознавался, что взял добычу. Возвратившись с промысла, он обычно жаловался, что все плохо, что напрасно проходил в тайге.
– Ну-ка, ну-ка, рассказывай, – оживился Бердышов. – Григория видел ли?
– Как не видел! Кабы ты знал, Иван Карпыч, чего там сегодня стряслось…
– Значит, это ты неспроста девчонку-то привез? Э-э, да у тебя морда покорябана. А что это, синяк?
– Такая там передряга была! – вздохнул Егор.
Бердышов сразу повеселел.
– Как дело к весне подходит, пора гольдам долги отдавать, так торгаши за их девок берутся. Это уж известно. А это гольдам – острый нож.
Егор стал рассказывать про свои приключения.
– Так ты, оказывается, и мехами раздобылся? Ладно, значит, у тебя старуха лекарит. Это хорошо, теперь мылкинские на
Кузнецов, между прочим, помянул, что обеих чернобурок он отобрал обратно и привез домой.
– Теперь боюсь, как бы чего не вышло, – не дай бог, они жаловаться станут.
Бердышов от души хохотал, слушая Егора.
– Здорово ты им задал!.. И не бойся, ничего не станется, – говорил он, вытирая слезы, навернувшиеся от смеха.
– Сам посуди – восемь рублей за пару чернобурок!
Иван Карпыч слез на пол и обулся.
– Ладно, что девку привез. – Он подошел к Дельдике, сидевшей на табуретке, и потрепал ее по голове. – Пусть живет, Анне будет помощницей. Хорошая девка! – вдруг засмеялся он. – Без обмана… Если бы не ты, некуда бы ей деться. – Дельдика замерла от его прикосновения и, не смея шевельнуться, косилась на Ангу. – Так восемь рублей тебе Гао не пожалел за шкуры? – обернулся Иван к Егору.
– А сам-то ты не продаешь ему свою добычу?
– Не продаю и не стану продавать. Больше ему от меня соболей не видать. Вот пойдет с Хабаровки почта, соберу свои меха, доберусь до Софийска или до самого Николаевска. Хочешь, и твоих чернобурок отвезу?
– Можно, конечно, – согласился Егор.
Иван вышел проводить его.
Ветер менялся. Небо затягивало тучами. Луна купалась в белых пенистых волнах.
– Эх, отощала у тебя коняга! – Иван похлопал Саврасого по заиндевелой спине. – Чего это бока-то ей как сшило?
– Корма нет, без овса стоит.
– Ничего, скоро оправится.
– Разве что! – ответил Егор и, взяв Саврасого под уздцы, направился к своей избе. – Завтра приду к тебе.
– Приходи, – отозвался Иван и заскрипел дверью.
Дома у Кузнецовых не спали. Наталья послала Федюшку распрячь коня и внести муку, а сама накрыла на стол. Дети слезли с печи и уселись на лавке. Для них не было большего удовольствия, чем слушать отца, когда он откуда-нибудь приезжал. По его рассказам они узнавали окружающий мир, людей.
Егор умылся и сел за стол. Он ужинал ухой, черствым хлебом. Лучина, воткнутая в светец, освещала русское лицо его со светлой бородой и острыми глазами. Егор рассказал, как поссорился с торговцами.
– Анга тоже сказывала про этих купцов, будь они неладны! – поддакнула мужу Наталья. – Окаянные, что делают с гольдами, а те терпят.
– Торговля: не обманешь – не продашь… – заключил лежавший на полатях дед.
Когда все легли спать, Наталья убрала посуду, потушила огонь и легла подле мужа.
«Завтра чуть свет побегу к Анге смотреть гольдскую девчонку», – решила она.
С содроганием она думала о судьбе, которая ждала Дельдику, если бы за нее не вступился Егор. Муж представился ей смелым, сильным, ее умиляло, что он подвергался опасности из-за маленькой гольдки. И она обняла его крепко, как, бывало, обнимала, когда только что вышла замуж.