Амур. Лицом к лицу. Братья навек
Шрифт:
Иван ухватил за юбку проходившую мимо Настю, усадил на колено, на то самое место, где сидела Оленька, стёр ладонью слёзы с её покрасневших щёк и заглянул в карие глаза:
– Ну, и чё ты нюни распустила, дурёха моя? Будто заживо хоронишь!
– Нет-нет! – испугалась Настя. Обхватила крепкую шею мужа, прижала чубатую голову к груди, заговорила горячим шёпотом: – Ты живи, любый мой, живи, я знаю, ты вернёшься, мы за тебя молиться будем, Бог нас не оставит…
Иван слушал не столько слова, сколько отчаянный стук её сердца, а душа оставалась муторной. Смерти он не боялся, жалко лишь родных, которые будут страдать по нему и без него, да ещё было горько осознавать, что он может так и не свидеться с первенцем,
Думал об этом Иван всю дорогу – сначала до Сахаляна, потом до Айгуна и вот теперь по пути к Гильчину.
Ночь была тёмная, половинка луны свалилась за горизонт, снежные облака затянули небо, закрыв звёзды, по которым можно было бы сориентироваться. Иван помнил, что к Гильчину вели две дороги: от села Корфова через Муравьёвку и от Красновской заимки через Куропатино. Расстояние примерно одинаковое, правда первая должна быть более наезженная, вешками помеченная, однако и советские войска встретить на ней много вероятней, рассудил Иван и решил идти на Куропатино. Вперёд пустил группу пешей разведки с шестами, чтобы не терять санную колею, поэтому двигались медленно, как есть ощупью. Два десятка вёрст до Куропатина одолели часа за четыре. Остановились, не дойдя до околицы, в село ушли разведчики – проверить, нет ли красных. Село большое, разведчики дошли до середины и вернулись – следов пребывания красных не обнаружили.
Саяпин задумался. До рассвета оставалось часа три, за это время можно пройти ещё вёрст семь-восемь, не больше, потому что лошади устали, а при встрече с красными – что весьма возможно – на усталых лошадях не больно-то повоюешь. Нужен отдых; вопрос: где отдыхать? Был бы лес – раскинули бы палатки, развели костры и передохнули – с разогретой тушёнкой и чарочкой, благо тем и другим запаслись в Сахаляне. Но колоблизь [4] нет и рощицы малой, хотя потемну могли и не заметить. Одно выходит: выделить богатые дворы и напроситься на отдых. Бедных трогать не след, однако ж и охорониться от них надобно: вдруг пошлют кого-нито к красным с весточкой.
4
Колоблизь – рядом, поблизости (амур.)
Иван огляделся. Отряд, как был в сёдлах, столпился вокруг в ожидании решения командира. Хотя, какой я им командир, подумал он, – курьер, доставщик заказа; они же все офицеры, чинами, возможно, повыше есаула, меня поставили над ними лишь потому, что знаю эти места, а они все пришлые, поди от Колчака или Каппеля, ни с кем не посоветуешься. Он вздохнул:
– Ночуем тут.
Отдал распоряжения о выборе дворов и дежурстве охранения, о соблюдении секретности и, по возможности, тишины. Всё было исполнено по высшему разряду. Хозяева богатых дворов – таких нашлось на этом краю села более десятка – к просьбе о ночлеге отнеслись с пониманием: устроили по пять-шесть человек в тёплых подклетах, задали корму лошадям, кто-то и угощение нежданным гостям выставил. Командиру в доме Аксёнова Дмитрия Гавриловича, крепкого чернобородого казака, оказали почёт и уважение. Наступал день отдания Рождественского празднества, самая середина святок, и хозяева с вечера готовили разные вкусности, так что для уважаемого гостя стол накрыли – глаз не оторвать. Иван уже давненько, пожалуй, со смерти бабы Тани, не едал таких закусок, варева-жарева да выпечки затейливой – рот невольно наполнился голодной слюной. Он повинился, что одежда его не соответствует празднику – на отдание Рождества следовало
– Кедровая! Давай, Иван Фёдорович, с Рождеством Христовым!
Опрокинули, занюхали духовитой аржаниной и закусили олениной копчёной – ах, как славно, как хорошо! Только повторили, и Саяпин почувствовал, как проваливается в сон. Напряжение последних дней, почти неподъёмный груз задания сложились с двумя стопками крепчайшего самогона и вместе сломили силу воли, на которой только и держался Иван, начиная с визита Сычёва в охранную компанию. Есаула успели довести до хозяйской кровати, уложили, сняв с ног медвежьи бурки, и он благополучно отключился.
Группу Павла Черныха присоединили к подразделению 5-го Амурского стрелкового полка – отдельному взводу под командованием Ивана Черныха. Молодой комвзвода предстал перед уполномоченным контрразведки губернского отдела ОГПУ в шинели и будённовке – на шлеме красовалась большая малиновая звезда в чёрной окантовке, на левом рукаве шинели – малиновый клапан с такой же окантовкой, на нём вышитые красные звезда и два квадрата.
– Здравствуй, батя! – сказал юношеским баском командир Красной армии и обнял отца.
– Здравствуй! – Павел отступил на шаг, окинул взглядом стройную фигуру. – Растёшь, сын, не по дням, а по часам. Глядишь, к моим годам будешь армией командовать.
– Поживём – увидим. Но – не помню, кто сказал – плох тот солдат, который не мечтает стать генералом.
– И то верно. Правда в Красной армии генералов нет, а вот командармы имеются.
– Значит, буду командармом, – засмеялся сын и похлопал отца по вытертой почти добела тужурке. – Не замёрзнешь в гэпэушной коже?
– У меня под ей три одёжки, – улыбнулся ответно Павел. – Все руками твоей мамани сработаны, от того мне в любой мороз тепло.
– Я тоже маманю люблю. Заботу её каждый день поминаю. На мне безрукавка, ею связанная, – Иван мечтательно улыбнулся и вдруг посуровел. – Приказ пришёл: нам с тобой выступить в направлении Куропатина, а оттуда – на Гильчин.
– На Гильчин – это хорошо!
– Чем же хорошо? По сведениям разведки, в Гильчине сейчас основные силы бандитов.
– Федя в Гильчине, гостит у друга. Мать велела забрать его в отряд.
– Вот чёрт! – выругался Иван. – Нашёл время гостевать! Он же комсомолец! Найдётся белая сволочь – выдаст, у бандитов разговор короткий.
Павел нахмурился – возразить было нечего. Только спросил:
– Когда выступаем?
– Немедленно! До Куропатина семь километров, это максимум полтора часа. Если село мирное, пройдём мимо, на Раздольное. От Куропатина до Гильчина ещё двадцать пять с гаком, это не меньше пяти часов.
– Больше, – поправил Павел. – Дороги заметены, не разбежишься.
– Согласен. Прибавим полтора часа. Всего получается восемь. Весь световой день! Сейчас, – Иван глянул на наручные часы, – шесть часов утра. В семь тридцать, не позднее, мы должны быть в Куропатине.
Сводный отряд – сто человек на двадцати одноконных санях с тремя пулемётами «максим» – добрался до Куропатина быстрее: в семь с минутами, ещё не начало светать, кошёвка с командирами остановилась у околицы. За ней на сотню метров растянулась вереница саней с бойцами. Павел отправил в разведку двух молодых чоновцев, бывших красных партизан. Парни словно растворились в утренних сумерках и вернулись довольно быстро, появившись так же, будто из ниоткуда. Выяснили: половину села заняли белогвардейцы; количество неизвестно, однако много офицеров, потому что даже в охранении стоит поручик, а не рядовой или хотя бы унтер. По лошадям в заводнях удалось выяснить дома, в которых расположились белые.