Амурский сокол. Путь Воина
Шрифт:
– Кушай, кушай, соколик! – сказала Марья, бросив взгляд на свою дочь. Материнское сердце никогда не оставляет своего ребенка.
Покормив мальчика, женщина переложила его к дочери – места в люльке было достаточно. Покачала немного – оба заснули коротким сном грудничков. Через полчаса проснутся и станут снова требовать молока. Марья встала, подошла к зеркалу, посмотрела довольно и, заправляя выбившиеся пряди волос под платок, вышла во двор.
А Никодим нашел себе занятие. Окинув хозяйственным взглядом двор,
– Бог в помощь! – сказала женщина. – Благодарствуйте!
Никодим закончил работу, положил топорик на место и подошел к Марье.
– Вот, смотрю, петля сорвана… Решил приладить.
– Еще раз благодарствуйте! Моего Мишеньку в прошлой осенью медведь задрал. Некому смотреть за хозяйством. Он приказчиком работал у купца Афанасьева. Хозяйство-то ладное оставил, а сам даже дочь не увидел – без него родилась.
– А Василий, значит, после него стал приказчиком?
– А вы уже знаете?! Да после него… Частенько заходит, черт смазливый. Думает, что если стал приказчиком вместо Мишеньки, так и на меня права имеет. Сегодня даже приставать вздумал. Так я его огрела кулаком в скулу – у меня не забалуешь…
Никодим засмеялся басом. Вспомнил, как тот приказчик тер алеющую щеку – вот откуда, оказывается, краснота.
– Я его тоже немного потрепал за ухо, – сказал, продолжая смеяться, Никодим. – Не имеет уважения к старшим…
– Так ему и надо, черту кудрявому! – тоже, присоединившись к смеху, проговорила Марья.
Отсмеявшись, Марья посерьезнела и, присев на ступеньки крыльца, спросила:
– Теперь вы расскажите: кто вы, что вы?
Никодим кашлянул в кулак, снял шапку, затем снова надел и решительно сел рядом.
– Меня зовут Никодим. Я служу у Грибского – генерал-губернатора нашего. И я не отец Сереженьки…
– Батюшки, а кто же его родители, тогда? – спросила, удивленно всплеснув руками, Марья.
– Родителей нет. Мать померла сегодня утром в родах. А отец… Отца тоже нет. Я, значит, крестный буду…
– Поздравляю!
– Благодарствуйте!
Никодим немного отодвинулся от Марьи – жар от ее тела мешал сосредоточиться.
– Была ещё крестная мать – китаянка Ликин. Она же и роды принимала.
– Китаянка?! – спросила удивленно Марья.
Никодим молча кивнул, задумавшись о своём. Его глаза погрустнели и потемнели. Он снял шапку и перекрестился, услышав колокольный звон со стороны церкви. Затем продолжил:
– Корзину с ребёнком я нашёл в поле у дороги. А Ликин пропала. Ее угнали сегодня из города, вместе с другими китайцами, как только мы вышли из церкви после крещения.
– Да, я слышала от Василия страшную историю о том, что сегодня у посёлка загнали в реку тысячи
– Не знаю, – сказал сокрушенно Никодим. – Может умела, может нет…
– Ну, даст Бог, выжила… На все воля божья!
Никодим опять перекрестился.
– Что собираешься делать? – спросила Марья, опять переходя на «ты».
– Мне надо возвращаться в город, на службу. Долго уже меня нет – могли потерять. Хотя сегодня не до меня… Вот, что Марья. Оставь, Христа ради, у себя Сереженьку. А я тебе стану помогать – каждое воскресенье буду приезжать. Деньгами, или что… Ты не думай, у меня припасено на «черный» день.
– Да я и сама хотела предложить, Никодим. Куда ты с грудным-то?! Мужик ты хороший, порядошный – сразу видно. Но не мать… Его же кормить надо. До четырёх-пяти лет даже не думай. А там, дальше, как Бог положит.
Никодим вскочил на ноги и в пояс поклонился Марье.
– Не ошибся в тебе, Марьюшка! Правильно батюшка подсказал. Дай Бог здоровья! Век буду молиться за тебя! А мальчишку я не брошу. Он мне теперь как родной сын…
жая смеяться, Никодим. – Не имеет уважения к старшим…
– Так ему и надо, черту кудрявому! – тоже присоединившись к смеху, проговорила Марья.
Отсмеявшись, Марья посерьезнела и, присев на ступеньки крыльца, спросила:
– Теперь вы расскажите: кто вы, что вы?
Никодим кашлянул в кулак, снял шапку из вяленого сукна, затем снова надел и решительно сел рядом.
– Меня зовут Никодим. Я служу у Грибского – генерал-губернатора нашего. Я не отец Сереженьки…
– Батюшки, а кто же его родители, тогда? – спросила, удивленно всплеснув руками, Марья.
– Родителей нет. Мать померла сегодня утром в родах. А отец… Отца тоже нет. Я, значит, крестный буду…
– Поздравляю!
– Благодарствуйте!
Никодим немного отодвинулся от Марьи – жар от ее тела мешал сосредоточиться.
– Была ещё крестная мать – китаянка Ликин. Она же и роды принимала.
– Китаянка?! – спросила удивленно Марья.
Никодим молча кивнул, задумавшись о своём. Его глаза погрустнели и потемнели. Он снял шапку и перекрестился, услышав колокольный звон от церкви. Затем продолжил:
– Корзину с ребёнком я нашёл в поле у дороги. А Ликин пропала. Ее угнали сегодня из города, вместе с другими китайцами, как только мы вышли из церкви после крещения.
– Да, я слышала от Василия страшную историю о том, что сегодня у посёлка загнали в реку тысячи китайцев. А там Амур аршинов триста в ширину будет. Многие, говорят, плавать то не умели – не доплыли. А эта китаянка умела плавать?
– Не знаю, – сказал сокрушенно Никодим. – Может умела, может нет…
– Ну, даст Бог, выжила… На все воля божья!