Amystis
Шрифт:
– Как вы можете так вести себя!? Вы же женщины! Вы должны иметь гордость!
Она не сразу поняла, что не стоило ей попадать на острый язык Ираиды.
– А-а, подручная метёлка! Ваши претензии на то, чтобы быть квинтэссенцией взглядов всех женщин, просто смешны! Абсолютная женщина не имеет своего «Я»!
– Какое самоуничижение! И это говорит женщина!
– Я не женщина! Я Бомбейская Чума! Я Новая Амазонка! Отсеките мне правую грудь!
Ангелина Задушевная упала в обморок, но видя, что на это никто не обратил внимания, приподнялась и на четвереньках выползла из зала.
– Это вечная революция! Мы верим, что сны сбываются! – кричала Ираида.
Сусанна же, разорвав подол своей узкой юбки, вышла на середину сцены и, обняв микрофон, пела чистым девичьим голосом:
– Куба-а, Куба-а, Куба-ана лигалайз марихуана…
Зрители спешно покидали зал. Все они были раздражены, а некоторые
– А вы, господин Дерьмоедов, простите, что в прямом эфире перевожу вашу фамилию, что же не уходите? Все разошлись. И вам давно пора идти…
Тут к ошарашенному журналисту повернулась Сусанна и резко окончила фразу:
– На хуй.
На этой мажорной ноте пресс-конференция была завершена.
Михаил Васильевич Скопин-Шуйский
Михаил родился 8 ноября 1585 года в семье известного военачальника князя Василия Фёдоровича Скопина-Шуйского. Сей славный муж являлся поистине замечательной личностью, украшавшей двор Иоанна Грозного, погрязшего в безумных казнях и бессмысленных покаяниях. Князь Василий не был выдающимся полководцем или государственным деятелем, да и таланты, в общем-то, имел весьма заурядные, не говоря уже о манерах. Что же потрясало в нём современников и заставляло с трепетом произносить его имя, а после безвременной кончины поскорее забыть этого человека? Разгадка кроется в его безумной страсти к дуэлированию. Да, пожалуй, более бесшабашного бритера не знала история очных единоборств с холодным и огнестрельным оружием.
Впервые Василий дрался на дуэли с князем Мезецким. Поводом послужило единовременное сватовство дуэлянтов к княжне Елене Петровне Татевой, будущей жене Василия Фёдоровича. Добившись её руки столь простым и эффективным способом, князь стал всё чаще прибегать к вышеозначенному средству. Поединком он разрешал местнические споры, избавлялся от долговых обязательств и назойливых журналистов. Опричный террор не коснулся его, поскольку Иван IV считал его ходячим трупом. Однако, сражаясь чуть ли не каждую неделю, Василий Фёдорович непременно оставался в живых. Более того, его пагубная привычка зачастую шла на пользу изнурённому войной на два фронта государству. В один из памятных моментов Ливонской войны, когда осаждённый Псков трепетал при виде польско-литовских войск Стефана Батория, князь по счастью оказался среди осаждённых, более того, он возглавлял псковский гарнизон. Стрельцы гарнизона были крайне деморализованы и могли идти в бой только приняв такое количество спиртного, которого как раз хватало для утраты способности самостоятельно влезть на коня. Таким образом, они без конца закаляли свой боевой дух, утрачивая боеспособность, а протрезвев и восстановив её, лишались боевого духа. В этих драматических обстоятельствах Василий Фёдорович Скопин-Шуйский действовал единственным доступным ему методом: с крепостной стены он по какому-то совершенно незначительному поводу вызвал Стефана Батория на дуэль! Надменный полководец в ответ заявил, что имеет достаточно воинов, готовых защитить его честь. Уловка Батория нисколько не смутила Скопина, он немедля изъявил желание драться с сотней самых родовитых польских шляхтичей и велел им метать жребий, дабы выяснить очерёдность их смертей. Ошарашенные поляки, превыше всего ставящие честь, принесли ему свои извинения и отступили от стен Пскова.
Впрочем, эта победа была последней в череде удач. Вскоре Иоанн Грозный скончался, а пришедший к власти после недолгой подковёрной борьбы прагматичный временщик Борис Годунов отправил воеводу в отставку. Попытки апелляций, направленных в адрес Андрея Щелкалова, ещё более ухудшили дело и привели к высылке князя Василия в родовое имение. Лишённый возможности дуэлировать Скопин пристрастился к мужицким кулачным боям, экстремальному туризму и дегустации собственноручно приготовленных
Супруга Василия Фёдоровича Елена Петровна Татева-Скопина-Шуйская нисколько не удивилась произошедшему и даже не была опечалена смертью мужа. За долгие годы совместной жизни она привыкла ко всему. Нет, первое время Елена искренне переживала, отговаривала Василия от смертельных поединков, устраивала истерики; но затем, когда муж раз за разом неизменно возвращался живым, она прониклась священным трепетом перед необъяснимым сбоем теории вероятности и стала воспринимать происходящее как чудо. В конечном счёте, чудо приняло характер обыденности и ощущалось ею как нечто само собой разумеющееся.
Вообще, Елена Петровна жила достаточно странной жизнью, и скорее не по причине своего характера, а по воле обстоятельств. Например, она совершенно не занималась домашним хозяйством, отвечая на вопросы подруг: «Боже мой, ну как я могу ужины готовить, когда Вася беспрерывно стреляется! Вот как-то вышиваю перину, а сама думаю: с кем я спать на ней буду? Некрофиличка я что ль?». Неудивительно, что Елена вскоре совершенно разлюбила мужа, но не изменяла ему по тем же причинам – её манила перспектива скорого и весёлого вдовства. Она постоянно думала о том, как, получив скорбное известие, вскинет руки в порыве притворного горя, что наденет на панихиду, кого пригласит на поминки, какой из подруг будет плакаться о своей нужде, а с какой строить планы на вечер, и, в конце концов, как она закатится на Ибицу, когда закончится вся эта кутерьма. Так в ожидании и прошли десятилетия её замужества. Когда же, наконец, желанное событие случилось, ни радоваться, ни горевать не было уже ни сил, ни желания.
Елена Петровна была женщиной редкого ума, а потому почти сразу поняла, что жизнь её прошла впустую и не будет больше ничего. Исправлять ошибки было поздно, признавать их – стыдно, раскаиваться – глупо. И тут она решила пойти по пути самоосмеяния и довести свою жизнь до полного абсурда. Проведя не один день в бесплодных размышлениях, однажды вечером она вдруг встала с кресла, потушила сигарету, расхохоталась и начала действовать. Впрочем, её действия носили весьма странный характер и скорее напоминали бездействие. Елена Петровна стала изображать ожидание чего-то, о чём она не хотела никому говорить. Она постоянно интриговала подруг многочасовыми телефонными разговорами, намекала знакомым, и вообще всем своим видом показывала – вот-вот что-то случится! В результате она опутала себя сетями сплетен такого невероятного масштаба и настолько шокирующего содержания, что ни одна из юных придворных барышень-тусовщиц не могла тягаться с почтенной вдовой опального воеводы. Подобные интеллектуальные забавы доставляли Елене Петровне истинное наслаждение, и она вскоре поняла, что на склоне лет наконец обрела себя.
Елена Петровна была прекрасной матерью. Она нежно любила своего сына Мишу, и потому не принимала в его воспитании никакого участия. Она вообще старалась не показываться ему на глаза. Ребёнок, заваленный игрушками и не принуждаемый ни к чему, рано осознал вульгарность подвижных игр на природе и приступил к самообразованию. Как известно, самообразование имеет ряд очевидных и неоспоримых преимуществ перед общеобразовательным бездельем, но также оно содержит в себе многочисленные ловушки и капканы для лишённых академичной педантичности детских умов. Не один пылкий юноша, склонный к наукам, помешался на почве самосовершенствования, так и не достигнув половой зрелости. Но не таков был молодой князь Михаил – человек, разрушивший общепринятые представления о начальном образовании.
Перед нами одно из скудных свидетельств начала жизненного пути М. В. Скопина-Шуйского – зелёная ученическая тетрадка с учебным планом на ближайшие пять лет, заполненная нетвёрдой рукой садовника и надиктованная князем (в десятилетнем возрасте он ещё не умел писать):
Первый семестр – этикет.
Второй семестр – этикет, этикет и ещё раз этикет.
Третий семестр – педагогика; методика преподавания.
Четвёртый семестр – чтение; языкознание; письмо; каллиграфия; криптография.