Анабиоз
Шрифт:
Стекло не выдержало четвертого удара: хлопнуло, посыпалось мелкими брызгами. В раме остались угловатые осколки, подернутые сеткой трещин. Борис откинул свое стенобитное орудие. Урна, громыхая, откатилась в сторону.
Брат забрал лопатку, сбил остатки стекол и полез внутрь.
В магазине было темно и грязно. Воздух, душный и влажный, застоялся. Пахло старой гарью.
Пожар здесь явно случился давно, и огонь не пощадил ничего. Полыхало не только снаружи, но и внутри магазина. И хотя не все
Больше всего досталось той части магазина, что располагалась возле входа. Витрины тут торчали почерневшими металлическими остовами с налипшим расплавившимся пластиком и еще невесть какой дрянью. За стойкой, где вероятно когда-то была касса, сидел обгоревший скелет.
Я пошел вглубь магазина. Под ногами хрустело и лопалось. Что именно? Не знаю. Я предпочитал не думать о том, по чему иду. Подсветить все равно было нечем.
Дальний конец зала сохранился лучше. Здесь обнаружилось несколько почти не тронутых огнем витрин. Зато в них поселились мыши. Видно, что-то съедобное тут все же можно было отыскать. А еще здесь была задняя дверь. В сортир или в какое-то техническое помещение.
— Борис! — позвал я.
Брат был далеко и, судя по звуку, рванул ко мне через ползала не разбирая дороги.
— Чего орешь? — спросил он недовольно, едва не налетев на меня в полумраке.
Я постучал пальцем по дверному полотну.
— Здесь другой выход.
— И чего стоим?
Рука брата бесцеремонно вцепилась в предплечье, и он отодвинул меня в сторону. Перед носом покачнулся знакомый поджарый силуэт. Защелкало. Судя по звуку, Борис дергал ручку.
Затем перестал, но с места не сдвинулся. Что он там делает?
Тишина нового мира угнетала. Хотелось чего угодно, пусть самого глупого разговора — лишь бы не молчать.
— Заперто? — спросил я.
— На ключ, — подтвердил Борис и отошел в сторону. — У кого здесь может быть ключ?
Я зашагал следом за ним обратно к выходу. Что будет делать брат, уже было ясно, хотя я до последнего надеялся, что ошибаюсь.
Не ошибался.
Борис прошел за кассу и стал искать ключ там, где он, безусловно, мог быть. Там, где у меня рука бы не поднялась его искать.
— Боря, это мародерство, — сказал я.
— И что? — спокойно поинтересовался брат. — Помещение закрыто. Дверь подогнана плотно. Дверь металлическая. Есть шанс, что за ней сохранилось что-то полезное. Может, хоть воду найдем. Нужен только ключ, и я, блин, его найду, даже если этот мертвяк сожрал его перед смертью.
— Это не по-человечески.
— А что по-человечески? — с интересом спросил Борис.
— Не знаю. Надо похоронить как-то…
— Тогда на улицу выйди и там всех похорони. Я буду думать о себе живом, а не выражать почтение к нему мертвому.
Звякнуло, и Борис вскинул над головой целую связку ключей.
Возможно, среди них и был нужный, но подобрать его в темноте оказалось невероятно сложно. Брат долго чертыхался, но дверь так и не отпер.
— Свет нужен, — сказал он, наконец, и направился к выходу.
Далеко уйти Борис не успел. Впереди что-то ярко вспыхнуло, заполыхало неровно. Я сощурился, только сейчас осознав, как внутри темно, и насколько привыкли к этой темени глаза.
Рядом рыкнул Борис. Звякнули ключи, вверх взлетела саперная лопатка, едва не вспоров мне щеку заточенным ребром. И вслед за светом появился голос.
— Эй, н-на, есть кто?
Голос был насыщенным, густым. И фигура, судя по высвечивающимся в дрожащих всполохах очертаниям, у мужика была под стать голосу.
Огонь встрепенулся, упал и утих. Неизвестный ругнулся.
— Мужики, — позвал он. — Вы тут живые?
— Мужик, — в тон ему откликнулся Борис. — А ты кто?
— Э-э, — запнулся нежданный гость. — Свой я. Выходите, что ли. Снаружи всё поприятнее.
И сам, судя по звукам, полез на улицу.
Все произошло настолько неожиданно и быстро, что я даже испугаться толком не успел. Шепнул Борису:
— Чего делать будем?
— А чего тут делать? Я выйду, ты следом.
— А если…
— Если что, с лопатой поцелуется, — сказал Борис. — Уж один-то раз садануть успею. Мало не покажется.
Снаружи бил нестерпимо яркий свет. Солнце слепило до пятен перед глазами. Я запоздало понял: лопата, в случае чего, не спасла бы. Будь снаружи еще хоть кто-нибудь, и имей они что-то против нас — уложили бы слепыми прямо на выходе.
Но мужик был один, и настрой его не казался агрессивным. Хотя росту в дядьке было за метр восемьдесят, и ширина плеч соответствующая.
Мы стояли втроем возле разбитых дверей и жмурились от солнца, пытаясь разглядеть друг друга.
Мужик перестал щуриться первым. Протянул широкую ладонь.
— Колян, н-на, — представился он, глядя на Бориса. И зачем-то добавил, повернувшись ко мне: — Николай Витальевич.
— Борис, — поздоровался брат.
— Глеб, — в свою очередь пожал я протянутую руку.
Ладонь у Коляна оказалась мозолистой и крепкой. Мужик явно не в офисе штаны просиживал. Простецкую рожу избороздили глубокие морщины, на щеках топорщилась недельная щетина, в висках просвечивала пепельная седина. Если судить по внешности, то ему было лет пятьдесят. Плюс-минус.
Колян хохотнул:
— Мужики, н-на, а вы не в Борисоглебске часом родились?
— Нет, — улыбнулся я грубой шутке. — У нас мама учитель истории.
Колян угукнул, но по физиономии было ясно, что ничего не понял.