Анафем
Шрифт:
Кин ужаснулся.
— Как так можно? Просто взять и застолбить участок! Юристы вас с потрохами съедят.
— У нас есть небольшая армия проциан. Юристам их не переговорить.
— Значит, всё по эту сторону бечёвки — ваша собственность?
— Да, стена пойдёт параллельно, с внутреннего края.
— Так стены всё-таки будут.
— Да. С проёмами, но без ворот, — сказал я.
— А зачем тогда вообще их строить?
— В качестве символа, — сказал я. — Они будут говорить: «Ты вступаешь в другой магистерий и кое-что должен оставить позади».
Однако
Я свистнул в два пальца и, когда Лио и его товарищи подняли головы, указал на колышки, которые мы с Кином сложили на землю. Двое долистов бегом припустили в нашу сторону. Мы с Кином двинулись обратно, но тут засвистел Лио. Я обернулся. Он указывал на обрыв. Я посмотрел туда и не увидел ничего примечательного: спёкшаяся земля, обугленная древесина, клочья изолирующих материалов и щебень. Чуть дальше, на ровном участке, стояли машины, на которых приехали Кин и другие паломники. Наконец я понял, что имел в виду Лио: по крутому склону взбирался жёлтый клинышек звездоцвета.
— Что это? — спросил Кин.
— Варварское вторжение, — ответил я. — Долгая история.
Я помахал Лио.
Мы с Кином начали спускаться в кратер. У нас ещё было время, чтобы сделать крюк и заглянуть на террасу, которую мы с моими фраа и суурами из Эдхара вырубили в первый же месяц. В отличие от других террас, где уже пробивались ростки будущих клустов, эта была утыкана старой арматурой — подпорками для библиотечного винограда. Несколько месяцев назад нас посетил фраа Халигастрем; он привёз черенки из старого виноградника Ороло. Мы посадили их на террасе и часто навещали, проверяя, не покончили ли саженцы с собой от обиды за недолжное обращение. Однако они вовсю пускали новые побеги. Мы располагались близко к экватору, но на большой высоте, так что света было много, а воздух — прохладный. Кто бы не пришёл к выводу, что ракеты и виноград предпочитают одни и те же места?
Когда мы возвращались по берегу озера, Кин, довольно долго молчавший, прочистил горло.
— Ты сказал, что, входя в новый магистерий, кое-что придётся оставить позади, — напомнил он. — Относится ли это к религии?
Я ничуть не смутился — ещё один знак, как сильно всё изменилось.
— Хорошо, что ты затронул эту тему. Я видел, что с тобою приехал мастер Флек.
— Ему несладко, — сообщил Кин. — Жена ушла. С работой плохо. Он так и не оправился после истории с небесным эмиссаром. Ему просто необходимо было выбраться из города. А в итоге Барб всю дорогу его… э…
— Площил?
— Ага. Но вообще-то я хотел сказать, если его присутствие здесь нежелательно…
— У нас правило: богопоклонники могут приходить, если только они не убеждены
— Флек теперь ни в чём не уверен, — заметил Кин и через минуту добавил: — А разве может быть скиния без убеждённости в своей правоте? Это ведь не клуб по интересам.
Я замедлил шаг и указал на каменный останец в борту кратера. На вершине останца стояла палатка, от её входа поднимался дымок. Мой фраа уже встал и сжёг свой завтрак.
— Флеку стоит подняться в Арсибальтово владение, — сказал я. — Такие вопросы будут обсуждать там.
— Кин грустно улыбнулся.
— Вряд ли Флек хочет их обсуждать.
— Он ждёт, что ему просто скажут?
— Да. По крайней мере, так для него привычнее. И спокойнее.
— У меня есть несколько друзей-латерранцев, — ответил я. — Позавчера один из них рассказал мне о философе по имени Эмерсон, у которого было полезное снизарение насчёт разницы между поэтами и мистиками. Думаю, оно точно так же применимо к нашему космосу.
— Я слушаю. Так в чём разница?
— Мистик накрепко привязывает символ к одному значению, которое в ту минуту правильно, но скоро становится ложным. Поэт, напротив, видит истину, когда она истинна, но понимает, что символы подвижны и значение их всё время меняется.
— Наверное, у нас тоже кто-нибудь такое говорил, — заметил Кин.
— О да! Для лоритов сейчас великое время. У нас их тут небольшая армия. Затевают грандиозный проект: вобрать все знания из четырёх космосов.
Я глянул на палаточный клуатр, в котором поселились Карвалла, Мойра, их сууры и фраа, но никто из лоритов ещё не вышел — наверное, завязывали узлы на своих одеяниях.
— А вообще я хотел сказать вот что: у таких, как Флек — слабость, даже наркотическая привязанность к мистическому, в противоположность поэтическому, образу мыслей. Оптимист во мне говорит, что если такой человек избавится от этой зависимости, он научится думать как поэт и примет изменчивую природу символов и смыслов.
— Ясно. А что говорит пессимист?
— Что поэтическое мышление — свойство мозга, особый орган или способность. Это либо дано, либо не дано. И те, у кого оно есть, обречены вечно враждовать с теми, у кого его нет.
— Что ж, — заметил Кин, — сдаётся, ты будешь много времени проводить на той скале с Арсибальтом.
— Должен же кто-то составить бедолаге компанию.
— А для таких, как я и Флек, у вас занятие найдётся? Помимо забивания колышков?
— Вообще-то основательные сооружения мы тоже возводим, — сказал я. — По большей части на острове. Новому магистерию нужна штаб-квартира. Капитолий. Ты приехал как раз к закладке первого камня.
— Когда это будет?
Я снова замедлил шаг и отыскал светлое пятно на небе. Солнце уже готовилось прожечь тучи.
— Ровно в полдень.
— У вас есть часы?
— Мы над этим работаем.
— Почему именно сегодня? Это какой-то особенный день в вашем календаре?