Анафема
Шрифт:
Жена оперлась спиной о притолоку, грациозно отставила ногу. Но стоило Артему сделать шаг по направлению к Наташе, как та со смехом упорхнула в спальню.
— Мясо жарь, пограничник! — крикнула она.
Артем хмыкнул. Резвиться, словно девочка, а месяц назад под капельницей лежала. Какие уж тут игры!
Чернышов промыл мясо под холодной водой и бросил на доску. Быстро порезал свинину на тонкие куски, засыпал солью, залил майонезом и добавил приправу для шашлыка. Все это вместе перемешал и оставил на полчаса —
— Уж очень хочется мне кушать! — пробормотал Чернышов и выставил на сотовике таймер.
Он присел на табурет у окна и принялся рассматривать двор. Вечернее солнце низко стояло над горизонтом, и бледно-синие тени от высоток легли на машины, «ракушки», людей и деревья. Артем задумался. Наблюдая за жизнью, которая кипела внизу, он вспоминал сегодняшнее дело, в который раз сжимал кулаки, когда в голове всплывало подобострастное лицо Легостаева. Завтра надо бы вызвать на опознание людей из «Сизифа» и бывшего капитана Лисякина. Просмотреть протоколы первичных допросов Обращенных, прикинуть, кто из сектантов больше всех готов сотрудничать.
Дважды на кухню заглядывала Наташа. Один раз — за новой порцией киселя, второй раз — просто так, посмотреть, что делает муж. Но, видя, что Артем задумался, не стала его беспокоить.
Телефон пропел мелодию и Артем очнулся. Когда жена появилась на пороге кухни в третий раз, Артем уже принялся за жарку. На плите шкворчала сковорода с растительным маслом, а сам Чернышов искал лопатку. Наташа бросила жадный взгляд на залитую майонезом свинину, тоскливо вздохнула и, налив очередную чашку киселя, вышла из кухни.
Артем выложил на сковороду мясо. Через несколько минут по квартире пополз восхитительный аромат. Почти сразу в коридоре послышались голоса. Спорили дочери. Ленка зашла на кухню и принялась мыть посуду, а худенькая Анюта с порога спросила:
— Ты только на себя готовишь? Мама сегодня болеет, а на ужин опять всякая гадость?
— Не говори так! Или тебе маму не жалко?
— Ну-у-у… Жалко… — замялась дочь. — Но я же не доктор, ее не вылечу.
— Все равно так больше не говори.
Анюта молча кивнула. Она побродила по кухне, машинально переставляя с места на место тарелки и сковородки. Подошла к окну и несколько минут разглядывала двор. Не выдержав, вновь вернулась к отцу и стащила со сковороды кусок мяса.
— Так мы овсянку будем есть, да? Артем хмыкнул.
— А самим приготовить? И отца накормить?
— А самим — не так вкусно, — проворчала Анюта с набитым ртом и цапнула со сковороды еще один кусок. — Ты лучше готовишь. И вообще, мяса много — сделай нам тоже, а?
Прожевав кусок, она ускакала в детскую.
Ленка вытерла руки и тоже стащила кусочек жаркого. В последнюю секунду Артем успел схватить ее за руку. Девочка тут
— Ладно уж, — вздохнул он, — от овсянки я вас избавлю, но на разносолы не рассчитывайте. Будет вареная картошка и вот такая же свинина.
На стене коротко звякнул телефон. Дочь взяла трубку, послушала и отнесла ее матери. Вернулась и сообщила:
— Это тетя Ирина.
Вскоре на кухне появилась Наташа. Она помахала в воздухе трубкой:
— Иринка совсем с ума сошла.
— Что такое?
— Мы ж завтра собирались в Царицынский парк? Вот я решила и ее позвать. А она — не пойду и все тут. Опять в Церковь собирается.
— А что в этом плохого?
— Молодая еще, всего на два года меня старше… А в церковь зачистила, как старушка. Мужа вон запилила до того, что он от нее ушел. А теперь и сама…
— Наташа! Ты же знаешь!..
— Да я-то знаю. Только ведь и так поступать не дело, согласись? Кому будет хорошо от того, что она заживо себя похоронит?
— А что ж ей делать, по-твоему? С Николаем было тяжело — каждый день как напоминание об Инге…
Наташа покачала головой и устало опустилась на табурет.
— Да дура она. Если не хочет с Николаем вновь сойтись, пусть найдет себе какого-нибудь мужика. Хорошего. И родит еще ребенка.
Артем повернулся к дочери и сделал страшные глаза. Та состроила недовольную рожицу, но из кухни ушла. Чернышов подошел к жене, обнял за плечи:
— Ты же ее понимаешь… Не дай Бог попасть в такую же ситуацию! И ты ведь боишься, да?
Жена уткнулась ему в плечо и прошептала:
— Конечно, боюсь. Но все равно, не хочу я такой жизни, как у Иринки… Нельзя так, поговори с ней ты — тебя-то она слушает. Пусть не замыкается в себе.
— Наташ, я знаю, что ей легче становится, когда она читает Библию или когда ставит свечку за дочь. Я хорошо видел, как с души уходит этот груз…
— Я понимаю.., Но все равно, поговори с ней… Библия — это не все, что ей в жизни осталось. Или ты хочешь, чтобы она жила так, как живет сейчас? Ведь не хочешь, я знаю.
— Ладно, сделаю…
Чернышов вздохнул. Он уже много раз говорил с Наташиной сестрой, и ни к чему это не привело. После того, как дочь Ирины погибла на Тушинском аэродроме, молодая веселая хохотушка исчезла. Теперь молчаливая бледная женщина ничем не напоминала бывшую первую красавицу школы. Знакомые даже перестали узнавать ее при встрече. Через год такой жизни они с мужем разошлись. Николай не выдержал душевного холода в доме и постоянных упреков жены.
И ведь не сказать, что он был в чем-то особенно виновен… Не запрещал дочери встречаться с парнями, не контролировал, чем интересуется, Спокойно отпускал на концерты. Вроде ничего особенного, а вот как оно повернулось.