Анахрон (книга вторая)
Шрифт:
— А что, ничего поприятнее не найти было? — спросил Сигизмунд, отчаянно морщась.
— Вещь абсолютно не токсична. Зато запах держится неделю. Может случиться, что вам несколько дней не придется заглядывать в гараж. Скажем, заболеете. Такой срок объект вполне способен продержаться. Вода есть, а за неделю без еды не умрет.
— Да что вы такое говорите! — не выдержал наконец Сигизмунд.
— Я оговариваю маловероятные варианты, — невозмутимо ответил старик. — Идемте. Я должен показать вам, как менять ампулы в гараже. Кстати, возьмите одну. Пускай
Простившись с Федором Никифоровичем, Сигизмунд в крайне угнетенном состоянии духа вернулся домой. Побродил по квартире. На душе было погано. В голове звучали прощальные слова старика: “Стрыйковский, вы хоть понимаете, что я только что передал вам труд сотен людей? То, что вы держите сейчас в руках, по масштабам сопоставимо с космической программой”.
Сотни людей, титанический труд, трупы, в конце концов… И все ради чего? Ради того, чтобы близорукая готская девка, которой предстояло из-за плохого зрения сверзиться куда-нибудь в овраг и сломать себе шею, оказалась в его, сигизмундовой, постели, после чего бесславно исчезла.
А если она все-таки вернется? Если она разобьет очки и тем снова уменьшит свою “бытийную массу”?
Сигизмунд вспомнил приемную камеру и содрогнулся. Ну уж нет!
Чувствуя, что наконец-то занимается полезным делом, Сигизмунд изготовил и залил в термос сладкого чая, взял банку тушенки, нож, запаял в пакет четвертушку хлеба, после чего уселся рисовать. Из этого рисунка Лантхильда должна была уяснить себе следующее: ничего страшного с ней, Лантхильдочкой, не приключилось. А пусть она, Лантхильдочка, сидит себе на нарах и кушает, а уж махта-харья Сигисмундс, как только благоухание в гараже оповестит его о прибытии любимой, примчится и вызволит ее. Предварительно усыпив. Чтоб не травмировать впечатлительную душу. А заодно ослабить волю и усилить внушаемость.
В разгар этих трудов затрезвонил телефон. С запоздалым раскаянием Сигизмунд вспомнил о том, что так и не позвонил Вике.
— Сигизмунд! — Виктория захлебывалась плачем. — Сигизмунд, Аська!..
— Что? — устало спросил Сигизмунд.
— Ее нет! Она умерла!
Сигизмунд аккуратно положил трубку. По рукам прошло холодное онемение. Слишком много. Чересчур. Сперва Лантхильда, теперь — Аська. Господи, как надоело.
Вяло подумал о том, что нужно теперь что-то делать.
Встал. Тупо уставился в стену. А что делать-то? Идти? Идти. Куда? К Виктории надо бы пойти. Помочь.
Явилась первая деловая мысль: сейчас машина будет ох как нужна. Ездить там всюду, документы оформлять. Деньги понадобятся. У режа с компанией точно никаких денег нет.
И тут сквозь отупение впервые пробилось: а Аськи-то больше нет! Вспомнились опять слова Федора Никифоровича: “Стрыйковский, сегодня самый важный день в вашей жизни”. Сглазил, старый хрен. Как есть сглазил. И Анахрон тут не поможет.
Лихорадочно забегали мысли. Вот бы настроить Анахрон так, чтоб можно
Сигизмунд едва не застонал. Близок локоть да не укусишь. И ведь ни у кого во всем мире такого шанса нет! На нем-то, на Сигизмунде, вон какое “хозяйство”! Ни у кого в мире такого хозяйства нет… И все равно без толку.
И тут же спохватился: а хрена ли лысого он сидит, мечтаниям предается, когда Вика… и Аська…
Двинулся к двери. Бдительный кобель, виляя хвостом, побежал вперед — явно рассчитывал на прогулку. Но Сигизмунд досадливо отпихнул пса ногой и закрыл дверь у него перед носом.
Уже сбегая по лестнице, хлопнул себя по карману: на месте ли ключи от машины. Потом сообразил: в таком состоянии за руль лучше не садиться. Вытащил деньги, пересчитал: на тачку хватит.
К вечеру оттепель взяла свое. Все текло. В мире царили мерзость и сырость.
Глава седьмая
Вика открыла, опухшая от слез. Сигизмунд неожиданно для самого себя затрясся.
— Где она?!
— Кто?
— Аська где? Тело, тело где?
— Какое тело?
— В каком морге, спрашиваю!
Сигизмунд опустился на ящик для обуви, потревожив баночку с пересохшим гуталином, и провалился в висящие над головой пальто.
— Почему в морге? — Виктория говорила устало и отрешенно. — Не знаю я ничего. Оставьте меня в покое.
— Вы в милицию звонили? — спросил Сигизмунд из зарослей пальто.
— Почему в милицию… Да отстаньте вы от меня, звонила я всюду! Все ментовки, все больницы!.. Все обзвонила!
— Где ее нашли? — монотонно продолжал допрашивать Сигизмунд, слегка покачиваясь.
— Кого нашли?
— Аську! — заорал Сигизмунд.
— Не кричите! — проговорила Виктория.
— Где ее нашли? — настырно повторил Сигизмунд.
— Да не нашли ее! Не нашли! Не нашли! Все из-за вас! Из-за вас, из-за мудаков! Из-за кобелей!
И, повернувшись, направилась в комнату. Сигизмунд встал, пошел следом.
Котята, перечеркнутые черной размашистой надписью “ЭТОТ МИР — СРАНЬ!”, сразу бросились в глаза. В комнате стойко держался дух беды. И все кругом пахло Аськой: ее вещи, ее мебель, самый воздух. Даже то, как наполовину выдвинут ящик, набитый какими-то старыми бигуди и неоплаченными квитанциями…
Вика, не оборачиваясь, пошла за шкаф и там упала на кровать. Несколько мгновений Сигизмунд оглядывался в комнате. Ему стремительно становилось все хуже и хуже. Сунул сигарету в зубы, закурил, роняя пепел прямо на пол. С мокрых ботинок уже натекло. Из-за шкафа не доносилось ни звука.
Сигизмунд стянул с себя куртку, бросил на стул. Походил взад-вперед, скрипя паркетом. Оставил множество грязных следов. Аськино присутствие немного вытопталось. А скоро набегут люди, затопчут, вещи передвинут, выбросят, переделают все по-своему. И духа не останется. Нет больше Аськи.