Анаконда, глотающая живьем

Старинщиков Николай

У Кузьмы мелко тряслись штаны. Лицо побледнело.

Гошка плакал, ненавидя обоих. Спорили бы на собственную шкуру, а то ведь на чужую. Разве же это справедливо?

Шарик дергался и зло скулил. Такого предательства от людей он не ожидал и пытался укусить. Тараканов приладил ему на морду сыромятный ремень и продолжил кровавое дело, заставив Кузьму держать за передние лапы.

Гошка метался рядом, просил не мучить собаку. В мокрых глазах у мальчишки ломался и прыгал мир, но его никто не хотел замечать,

словно он был пустое место. Его оттолкнули, и теперь он стоял среди двора, униженный и заплаканный. Рядом с ним, усмехаясь, вертелся сын Таракановых, Федька. Этот Федька был младше Гошки. Он не плакал, ему почему-то было весело.

А вскоре всё было закончено. Шарика сняли с перекладины и положили на грязный пол. Несчастное животное едва скулило. На голове кожа осталась нетронутой. Остальная ее часть была подрезана и лежала теперь на шее толстым кровавым узлом.

Тараканов вытирал руки о холщовую тряпку. Из дома на крыльцо вышла тетка Мария, сверкнула глазами и вновь ушла.

– Теперь ты понял? – спросил Тараканов у Кузьмы.

Кузьма натянуто улыбался. Конечно, он понял. Какие могут быть слова, когда и так ясно, что проиграл.

– Теперь будешь знать…

– Я думал, ты шутишь, – мямлил Кузьма.

– Отнеси его в лес, – велел Тараканов.

Кузьма ничего не ответил, намотал себе на ладонь конец веревки и двинулся в огород, волоча за собой собаку – задом наперед, голым телом по комьям земли.

Собака устало скулила, Федька скакал рядом и щерился. Гошка шагал позади. Прощай, Шарик. Еще утром ты играл, радовался жизни, а теперь тебя нет. Кто после этого дядя Илья? Таракан и есть. И Федька у него такой же. Оба гады. И Кузьма, материн муж, такой же гад.

Втроем они подошли к задам, открыли калитку и вышли за огороды. За просторной поляной опускался низом пихтовник. У пихтача Кузьма остановился, закурил, потом ухватился обеими руками за веревку и рывком, наотмашь, бросил собаку в низину. Шарик при падении всхлипнул и навсегда замолчал.

«На пенек угодил», – подумал Гошка и снова заплакал. Он ничего не мог сделать с безжалостной сворой. У него не было сил бороться.

Кузьма бросил в траву папиросу, растоптал сапогом и пошел к огороду. Его племянник, Федька Тараканов, скакал следом, норовя ухватиться за руку.

…Женские голоса за дверью прогнали видение. Но образ Ильи Тараканова так и стоял в глазах. И тут вдруг подумалось, что Непрокин Фёдор Ильич чем-то напоминает Тараканова. И если б не разные фамилии, то всё совпало бы – тот же тяжелый взгляд, те же повадки. При этом выходит, что сын живодера – медик. По рассказам односельчан Федька вроде бы тоже куда-то поступал и где-то что-то закончил. Уж не медицинский ли?

Лазовский посмотрел на часы, потом поднял трубку и набрал номер.

– Адвокатская

палата слушает, – сказал женский голос.

– Лазовский беспокоит. Как с моим заявлением?

– Вам отказано, – ответила дама. – У вас нет оснований претендовать…

Отказ был голословным, и Лазовский возмутился. Однако дама не захотела его слушать, сославшись на занятость.

Лазовский вновь набрал номер и продолжил доказывать свою правоту.

– У вас отсутствует необходимый стаж, – стояла на своем дама. – Согласно справке УВД, вы занимали должность старшего дознавателя. Из этого следует…

– Из этого ничего не следует, – оборвал ее Лазовский. – Я занимал не только эту должность, но и служил в ОМОНе, а также был следователем…

– Вы были дознавателем… Впрочем, приезжайте к президенту и задавайте ему свои вопросы…

– Надеюсь, не к президенту страны?

– К президенту адвокатской палаты. Сегодня его уже нет, так что завтра, пожалуйста.

***

Гусев с Телегиным ходили по отделу полиции, заглядывая по пути в кабинеты, и в коридоре столкнулись с Брызгаловым. Тот сразу разинул рот.

– Вам что – делать нечего?! Бродите, как сладкая парочка! У тебя что, Телегин, все преступления раскрыты?

Телегин молчал.

– А ты, Гусев? Ты же следователь! У тебя дела плачут в сейфе…

– Мы деньги собираем, – произнес Гусев и добавил: – С вас причитается, товарищ полковник…

– Чего?!

– Он же работал у нас, Барабанов…

– Ты еще будешь меня учить?! Кто ты такой?!

– А ты? – удивился Гусев.

– Нет, ты скажи, кто ты такой?!

– А ты кто такой?

– Нет, кто ты такой, а?!

Мимо сновали сотрудники. Концерт с участием начальника и сладкой парочки набирал обороты и грозил перерасти в побоище, поскольку Брызгалов уже начал махать руками перед носом у Гусева, а затем уцепил его пятерней за лацкан пиджака.

– Клешни убери…

Следователь перехватил ладонь Брызгалова.

– С вас сто рублей, товарищ полковник, – напомнил Телегин и протянул руку.

– Чтоб сегодня же духу вашего не было в отделе! – орал полковник.

Развернувшись, он шагнул коридором к выходу.

***

Жил-был мужик. И вдруг не стало его. Гусев с Телегиным таращились на свежий могильный холмик, на котором рабочие устанавливали деревянный крест. Оглянувшись, Гусев заметил Лазовского и молча кивнул ему. А потом подошел и заговорил – где работаешь, как живешь…

– Живу, – ответил Георгий. – Сам-то как?

– Если сказать хорошо – не поверишь…

– И всё же.

– Существуем помаленьку.

Телегин приблизился к ним и протянул руку Лазовскому.