Аналогичный мир - 4
Шрифт:
— Да, — кивнул Ларри, — обязательно. Эсти…
— Да, Ларри.
— Эсти, ночью… — он запнулся, не зная, как сказать об этом.
Но Эстер его поняла.
— Ночью всё было восхитительно.
— Тогда, — Ларри поставил кружку на поднос. — Тогда, Эсти, почему бы нам… не повторить? Ну, это. Ну, раз тебе понравилось.
— А тебе нет? — спросила Эстер, переставляя поднос на тумбочку.
— Очень понравилось, — Ларри сам удивлялся, откуда у него что берётся, но остановиться не мог и не хотел. —
— Ах ты, лакомка, — рассмеялась Эстер, целуя его и одновременно ловко уворачиваясь от его рук. — Я только дверь закрою, а то дети.
Сидя в кровати, Ларри смотрел, как Эстер прошла к двери, повернула задвижку, но… но повернула к окну. Зачем?
Дёрнув за шнур, Эстер раздвинула шторы, и спальню залил утренний весёлый свет.
— А это зачем? — спросил Ларри.
— А разве ты не хочешь меня видеть? — ответила вопросом Эстер.
Она медленно шла от окна к нему, развязывая на ходу пояс халата.
— Хочу, — кивнул Ларри.
Он решительно откинул одеяло и встал ей навстречу.
— А ты? Ты хочешь видеть меня?
— Конечно, Ларри.
Они обнялись. И Ларри уже смело, уверенный в своей правоте, столкнул халат с плеч Эстер. Тот упал на пол к их ногам. Эстер обняла Ларри за шею, потянулась вверх к его губам, и Ларри наклонился: иначе ей не достать, он слишком высок. Их губы встретились. Поцелуй в книгах — как хорошо помнил Ларри — не описывался, просто «слились в страстном поцелуе», но Ларри уже не боялся сделать что-то не так. И рубашку с Эстер он снял, не запутавшись и ничего не порвав.
Губы Эстер прижимались к его шее, груди, плечам. Она целовала его, бесстрашно подставляя своё тело его губам и рукам. Так, целуясь, они опустились на кровать. И Эстер уже не пришлось помогать ему.
Он сам не ждал, что будет так… просто. Да, его снова сотрясала дрожь напряжения всего тела, но это напряжение ощущалось даже приятным. Тело Эстер было податливым, он это вдруг как-то сразу ощутил и понял, что она не сопротивляется, что ей тоже приятно. И делает он всё правильно, как должно.
Эстер вдруг тихо застонала, но не от боли — это он тоже сразу понял, у него самого клокотал в горле и рвался наружу крик. Напряжение стало невыносимым, снова как ночью он зажмурился… и вдруг… вдруг странное ощущение вырвавшейся наружу силы, и сразу лёгкость и пустоты внутри, и сладкая обессиленность.
Ларри хрипло выдохнул и, распластавшись, соскользнул с Эстер, лёг рядом. Все мышцы дрожали, дёргались мелкой затихающей дрожью. Ларри вздохнул и открыл глаза. И увидел влажно блестящее лицо Эстер, её глаза.
— Эсти… — всхлипнул он. — Спасибо тебе, Эсти.
Она протянула руку и погладила его по лицу.
— За что, Ларри?
— Что это ты, что ты есть.
Преодолевая усталость, он повернулся набок и осторожно положил руку на её плечо.
— Ты…
Он говорил медленно, и Эстер чувствовала, что он не вспоминает, не повторяет чьё-то, а это его, его собственные слова, он в самом деле так думает.
Осторожно-осторожно Ларри дотронулся до лица Эстер, провёл кончиками пальцев по её щеке.
— Какая ты красивая, Эсти, — повторил он.
— И ты красивый, — улыбнулась Эстер.
— Да? — удивился Ларри и совсем по-детски: — Мне этого никто не говорил.
— Ну что ты, — Эстер восхищённо погладила его по плечам и груди. — Ты очень красив. Я люблю тебя, Ларри.
Ларри лежал и слушал, как она объясняла ему, какой он хороший, умный, красивый, сильный, добрый… и по-детски удивлённое выражение не сходило с его лица. Нет, что он сильный, он слышал после русского госпиталя, что он умный, ему как-то сказал ещё Старый Хозяин, а всё остальное… да и эти, уже слышанные слова об уме и силе у Эстер звучали, ну, совсем по-другому. И от них как-то даже щекотало внутри.
Эстер рассмеялась, глядя на него, и он тоже рассмеялся. Оцепенение и опустошённость прошли, хотелось двигаться и говорить.
— Эсти, ты же голодная, я-то ел, а ты… — он легко вскочил с кровати и встал над ней, огромный, ослепительно чёрный, блестя зубами и белками глаз. — Я сейчас пойду, приготовлю завтрак.
— Ты сейчас приведёшь себя в порядок, — Эстер сладко потянулась и встала. — И я тоже. А готовить надо уже ленч.
Ларри рассмеялся этому, как шутке, но, поглядев на часы, понял, что жена — да, правильно, именно жена — права.
Пока он мылся и брился в ванной, Эстер убрала постель и открыла окно, чтобы проветрить спальню, убрала в ящик комода его галстук-бабочку и свои цветы, что со вчерашнего дня так и валялись наверху. Да, надо отнести ему в ванную бельё… но Ларри уже вышел из ванной в обмотанном вокруг бёдер полотенце.
— Я сейчас, — Эстар взяла свои вещи и ушла в ванную.
Она старалась управиться как можно быстрее, но, когда вышла, Ларри уже не было, а его полотенце лежало на стуле. Эстер убрала полотенце на сушку в ванной, оглядела ещё раз спальню и побежала вниз.
Козу назвали Баськой. Знаменитой на всё Загорье Буське, что ореньских кровей, она приходилась младшей роднёй. Баська была дымчато-серой с мягкой бородкой и пронзительно-жёлтыми глазами. В стадо её, как и положено, пустили с третьего дня, как на дворе пообвыклась, и теперь бабка торжественно наливала им по вечерам по стакану густого пахучего молока. Баська как раз отмеряла в дойку по два стакана и стояла спокойно, да и Ларька был тут как тут, подкармливая её листиками и корочками, за что получал право первого глотка.