Аналогичный мир

Зубачева Татьяна Николаевна

— Нет, Фредди. Ты не обижайся. Мужик ты что надо. Потому и подставлять тебя не хочу. Здесь мы одни. Как мы из одной фляги пьём и говорим без сэров… Об этом только Джонатан знает. С ним ты без нас разберёшься. Ведь так? А там… если увидит кто. Не простят тебе этого, Фредди. Хорошо, если к нам загонят, к цветным, а если нет… Ведь тебя убьют.

— Ну, это им сильно постараться надо, — усмехнулся Фредди.

— Стрелок ты классный, — улыбнулся Эркин, — и на кулаках силён. Но от своры ты не отобьёшься. Ты ж русских на помощь звать не будешь.

А свора только русских боится.

— Свора — это кто?

— Мы их в городе так звали. Как их белые зовут, не знаю. Но они, где только могут, давят нас. И тех белых, кто… ну, не добр, кто просто по-человечески к нам, они тоже давят. Белым торговцам продавать нам запретили. Я в кроссовках тогда был, помнишь? Тайком покупал. Больше сотни отдал.

— Ого! Нагрели же тебя.

— Хрен с ним. Не я таился. Торговец. Джинсы эти я у белой на барахолке купил, так её больше там не было. Не за джинсы, за то, что со мной вежливо говорила. Так чего ж я тебя…

— Стоп! — Фредди зарядил кольт и спрятал его в кобуру. — Всё я понял. За заботу спасибо, честно, без смеха. Но у ковбойского костра расой не считаются.

— В Аризоне?

— Ковбой он везде ковбой. А так… что ж, я старший ковбой, вы под началом у меня. У моего костра я командую. Всё понял? Вон, Эндрю ж не боится.

— Он уже потерял, ему бояться нечего.

— А я её не терял, — улыбнулся Андрей. — В одну камеру меня с чёрными не сажали, доедать за цветными не заставляли.

— А по приговору?

— И в приговоре про расу ничего не было. Если где дело моё найдут, по бумагам я белый.

Изумление Эркина было настолько явным, что Фредди невольно рассмеялся.

— Какого ж ты чёрта к нам на прописку пришёл? Ты ж и так мог… И из-за номера бы не психовал. Белым же медосмотра не делают.

— Я сам с себя расу снял, — улыбнулся Андрей. — Не желаю быть белым. Понял?

— Ты что, псих или дурак? Сам себя в цветные запихнуть, это ж… Фредди, ты хоть понимаешь?

— Ни хрена не понимаю, — ответил Фредди, с интересом глядя на Андрея. — Ты бы объяснил, Эндрю.

— А чего объяснять, — Андрей оглядывал их лихорадочно заблестевшими глазами. — Всё просто. Нас когда взяли всех, мордовали долго. Били не особо. Только у матери на глазах, чтоб она говорила. Сестрёнкам «трамвай» устроили тоже для этого.

— Ты… ты что несёшь, ты хоть знаешь, что это такое… «трамвай»?!

— Спокуха, Фредди, что слышал, то и несу. И про «трамвай» знаю. И слышал, и видел. Кто сидел, то всё про «трамвай» знает.

— Про «трамвай» и я знаю, — кивнул Эркин. — Да и все рабы знают. Рабыням его за любовь устраивали. За траханье без приказа ещё выскочить можно, а за любовь… «трамвай».

— Да им, сёстрам твоим, сколько было? Не могли же они детей…

— Могли, Фредди, чего ж нет… охранюги всё могут. Одну потащили уже, я слышал, как она закричала. Мать на глазах поседела. А я… я только в карцере очухался. Кинулся я потому что на них. Ну, ладно. Лежу я, значит, мордой в крови и слышу,

как они надо мной говорят. А уже хорошо всё понимал. Что суку мол с сучонками кончили, а щенка, меня, значит, оставили, что лопухнулось начальство, дескать, а второй ему, что я белый по всем, — Андрей с трудом выговорил, — антропометрическим данным, и от меня, дескать, ещё можно будет детей белых получить. Если меня воспитать как следует. Я и решил тогда. Не буду белым. Сдохну, не буду. И когда… когда понял, что выжил, я и пошёл к цветным. Гнали меня. Только вот в Джексонвилле Эркин на ножи за меня встал, и меня прописали. Я сам выбрал, Фредди. А что меня кто белым считает, на морду мою глядя, так мне это… до хрена всё. И на равнину спустимся когда, и в город какой придём… Со мной всё просто, Фредди.

Фредди молча сидел, обхватив голову руками, словно прикрываясь от удара.

— И про бумагу ты говорил, что документы купить можно. Спасибо, Фредди, тоже честно говорю, но… но не надо. Не хочу. Справку об освобождении я бы купил, но у меня номер не такой. И белый раб… это уж слишком нарываться.

— Так и будешь от каждого патруля шарахаться? — сердито спросил Эркин.

— Так и буду, — пожал плечами Андрей. — Сам решил, сам и отвечаю.

— Ну, и хрен с тобой, — ткнул его кулаком в плечо Эркин.

Андрей быстро развернулся и обхватил Эркина за шею. Борясь, они откатились от костра в темноту и долго барахтались там, хохоча и ругаясь.

Когда они вернулись к костру, Фредди уже успокоился. По крайней мере, внешне.

— Нарезвились, жеребчики?

— Ага, — Эркин шлепком по плечу усадил взлохмаченного Андрея и сел рядом.

— Как вы ещё стадо не столкнули.

— Им не до нас, жуют себе.

Эркин налил всем кофе, взвесил на руке мешочек с сахаром.

— Так, всего ничего. И крупу подъедаем. Как на равнине с провизией, Фредди? От имения далеко везти.

— Там торгуют многие. У меня деньги есть.

— Твои?

— Кормовые. Поехидничай мне!

— По равнине долго идти?

— Хватит. Поля эти, мостов нет, — Фредди сплюнул окурок в костёр и выругался. — Самые травяные места перекрыли, сволочи, — и грозно посмотрел на Андрея.

— Как что, так на меня, — сделал обиженную гримасу Андрей, незаметно подтягивая к себе мешочек с сахаром.

Эркин сделал вид, что ничего не замечает, и, когда Андрей уже насыпал сахар к себе в кружку, вытащил откуда-то конфеты.

— Вот так, — заржал Фредди. — Не спешил бы, так и выбор был бы.

— У вас его тоже нет, — ухмыльнулся Андрей.

— Мг, — Эркин засунул конфету за щеку. — Только ты не заметил, что я себе и Фредди уже насыпал. Пока ты о минах думал.

— Да иди ты с минами…

— Обойдусь и без них, — засмеялся Эркин. — Ну что, языки подвязываем?

— Там видно будет, — Фредди отхлебнул из кружки. — Кто подсядет, да о чём речь пойдёт. Если не называть, то многое сойти может.

— Посмотрим, — согласился Эркин.