Анархист
Шрифт:
— Радиоуловители в последние годы появились, но это огромнейшие агрегаты, на нескольких машинах, каждую из которых которые обслуживает человек десять, не меньше. — задумчиво покивал генерал Ростовский.
Помолчали.
— Что скажет старший лейтенант Серов? — повернулся комиссар к младшему коллеге. — Вставать не надо, сидите.
— К тому, что сказал капитан Аверин, добавлю, что у одного из безнадёжных раненых, которых пользовал товарищ Дикобразов, в двух местах был перебит позвоночник. Сейчас у него чувствительны все конечности, разве что до полного заживления позвоночного столба он жёстко зафиксирован
— От себя добавлю — продолжил генерал Ростовский — что немецкий пилот, подстреленный капитаном, жив и даёт показания. Это не просто пилот, а офицер германского генерального штаба Люфтваффе высокого ранга в звании оберста, то есть полковника, приехавший в служебную командировку. Вылетел, понимаешь, поохотиться, заработать орденок, но сам попался под выстрел. Товарищ Дикобразов, по моей просьбе, зарастил раны пленному — уж очень ценные сведения мы получили от него. В частности, нам теперь известны склады ГСМ, боеприпасов и продовольствия, и после засады мы непременно выбомбим эти склады.
— Позвольте! — вскинулся Ермолов — Вы продемонстрировали врагу, пусть и пленному, секретоносителя стратегического уровня?
— Ни в коем случае! — успокоил генерал Ростовский — Немца усыпили, все манипуляции были с бессознательным телом. Начальник Особого отдела присутствовал.
— Тогда ладно. Значит, сомнений в лояльности товарища Дикобразова у присутствующих нет? Это хорошо. А какие свидетельства умений, знаний и приборов из будущего вы отметили? Локатор и медицинские приборы я отметил. Может что-то ещё?
— Товарищ Дикобразов сказал, что учился летать на Иле при помощи тренажёра, но модификация моего самолёта ему была неизвестна. Однако он вызвал из собственной памяти знания как пользоваться приборами и системами.
— Очень интересно. Значит у него есть сведения о новейших для нашего времени конструкциях. — поощрил комиссар — Что-то ещё?
— Есть и ещё. — кивнул Юрий — товарищ Дикобразов показал ампулы, в которых, по его словам, находятся что-то вроде семян, уж простите, не запомнил правильного слова, при помощи которых можно выращивать несколько видов мяса и хлеба.
— Что за нелепица? — удивился комиссар госбезопасности.
— Не нелепица, товарищ комиссар госбезопасности третьего ранга! Точно так, как у нас выращивают дрожжи. Врачи подтвердили, что такое может быть, по крайней мере теоретически.
— Любопытно. Непременно проверим. Что-то ещё?
— Ещё товарищ Дикобразов показал ампулы с семенами латекса и паучьего клея.
—
— Так точно, его. Ещё товарищ Дикобразов сказал, что клей можно вытягивать в нити, получится ткань во много раз более прочная, чем шёлк.
— А что такое латекс? Как будто слышал слово, но не могу вспомнить.
— Это вещество вроде каучука, из которого делают резину.
— Понял. Что-то ещё?
— Пожалуй, это всё.
— Всё ясно, товарищи. Прошу помнить, что сведения, которыми вы владеете, являются высоким государственным секретом. Капитана Аверина и врачей, спасённых товарищем Дикобразовым, я заберу с собой в Москву, Вас, товарищ генерал и товарищ старший лейтенант попрошу забыть об этом эпизоде. Воздушный бой, который провели товарищ Дикобразов и капитан Аверин, видело больше ста человек, но никаких особых чудес там не произошло, всё можно объяснить с точки зрения тактики воздушного боя. Просто не будем упоминать Дикобразова. Разве что фашиста, которого Аверин подстрелил из пистолета, переведём в разряд баек и сказок.
— Зачем меня в Москву? — набычился Юрий — Мне и в полку хорошо, к тому же опытных лётчиков не хватает.
— Ты носитель великих секретов, капитан. На фронте всегда есть риск попадания в плен, и немецкие заплечных дел мастера любого разговорят. А летать ты не прекратишь, нет. У нас есть самолёты, будешь их водить, только в особом подразделении. Не волнуйся, капитан Аверин, служить ты будешь совсем не на курорте.
С утра случилась нелётная погода. Нагнало низких серых туч, слившихся в безликое серое марево, то и дело изливающееся мелким, пакостным дождиком.
После завтрака, когда Антон с Юрием шли к себе, их догнал особист.
— Как отдохнули?
— Спасибо, хорошо. А Вы как будто и не спали?
— Спал, но часа два. Не до того.
— Может чем сможем помочь?
— Да чем вы поможете? Вона какая мерзкая погода! Никакой разведчик не взлетит.
— Что случилось-то, Артём Николаевич?
— А-а-а, семь бед — один ответ. Пошли, расскажу.
Дошли до знакомой уже землянки, но на этот раз особист повёл их внутрь.
— Присаживайтесь, товарищи.
Достал карту, выложил на стол:
— Вот смотрите: вот здесь и здесь германские диверсанты взорвали мосты, за ними организовали погоню, но те, ловкие как бесы, ускользнули и где-то прячутся. А разведчика не поднять. Уйдут ведь сволочи! Слушайте, Антон Петрович, дорогой, а может хоть Вы, своим локатором поищете, а?
— Какое расстояние?
— В том-то и дело, что без малого семьдесят километров.
— С такого расстояния не увижу, надо лететь.
— Да фиг ты полетишь! Даже У-2 прикован к земле!
— Ничего, слетаем на лебеде. Только вот беда: как передавать сведения нашим? Не сбрасывать же записки…
— Могу поработать радистом! — обрадованно встрял Юрий — Я в сороковом году прошел курсы. Вот только увезёт ли лебедь меня, рацию, да ещё аккумулятор?
— А сколько они весят?
— Много. Если вместе, то будет килограммов десять-пятнадцать.
— Увезёт. — уверенно махнул рукой Антон — Вы, Артём Николаевич, договаривайтесь чтобы у группы захвата была рация, согласуйте волны. Я думаю, что сейчас можно работать в разговорном режиме, так проще будет всем.