Анархия в эпоху динозавров
Шрифт:
5/1: На этой неделе мы нашли исключительно богатый участок на перекатах Аппалачей в юго-западной Пенсильвании. Были найдены несколько образцов в отличном состоянии, включая первый полный скелетный останок, который можно отнести к Пролетариан Максимус. Пролетариан Максимус, несомненно, является предком множества других малых форм Пролетариауса (таких, как Класс-азаурус, Анархо-коммитариус, Синдикалиус и Полиюниорус). Наибольший интерес в этом открытии представляет то, что бросаются в глаза политико-экологические факторы, которые позволили каким-то образом такому тяжеловесному чудовищу дожить до современной эпохи. Хотя среди исследователей существуют некоторые разногласия, сейчас уже практически нет сомнений, что ныне изолированные и подверженные опасности вымирания виды вроде Вобблиентаоров
Характерные черты этого животного – его колоссальный размер, медлительность и склонность попадать в болото. Этот конкретный экземпляр был, без сомнения, вырезан Федерал-Рекс. За прошедшие десятилетия были найдены несколько частичных останков Пролетариата Максимуса. Предположительно их медлительность сделала их легкой добычей не только для Федерал-Рекс, но также и для Птералпинкертонов и других более крупных и опасных хищников середины XIX – начала XX века.
Эволюционно эти животные полагались на все большую и большую массу, чтобы защитить себя от хищных животных класса Капитализаурус. Их неспособность адаптироваться и зависимость от личных конфронтаций с большими хищниками часто делали их легкой добычей для этих убийц. Лишь небольшие формы, казалось, умирали своей смертью; очевидно, не являясь для хищников достойной пищей, они перебрались в маргинализированные районы Северной Америки, такие как университетские кампусы.
Пролетариан Максимус Северной Америки даже опытными палеополитикологами часто ошибочно считается тем же животным, что и Пролетариан Максимус Европейский, или даже специализированным гибридом Пролетариата Максимуса Испанского Иберийских равнин. Таксидермический анализ (наряду с новым исследованием экскрементов) указывает на важные различия и подробно объясняет причины недостаточного роста Североамериканского Пролетариата Максимуса.
Лирическое вступление
Мы живем в век динозавров. Повсюду вокруг нас огромные социальные, экономические и политические чудища ломятся сквозь разрушенную среду обитания, отбрасывая угрожающие жизни тени на всю планету. В наших сообществах идет титаническая борьба, по мере того как Капиталист-Рекс и Режим-азаурус борются, чтобы набить свои животы как можно большим количеством ресурсов и мощью, в то же время удерживая на расстоянии конкурирующие виды, такие как вновь рассвирепевшие Птеррор-дактили. Битва между этими гигантами ужасна, она продолжает бушевать, но она не может затянуться надолго. Эволюция – против этих обреченных на неудачу тиранов. Их солнце уже клонится к горизонту, а яркие глаза других существ поблескивают в темноте, требуя чего-то иного.
Не все эти глаза сильно отличаются от глаз сражающихся ныне хладнокровных повелителей, властвующих в настоящее время на Земле. Они вдохновили более мелких динозавров, ожидающих своей очереди для властвования. Эти малыши – окаменелые идеологии Левого фланга. Несмотря на заманчивые обещания, они предлагают только привлекательную версию существующей системы и в конечном счете не дают большей свободы, чем большие хозяева, такие как «социалистические» правительства Западной Европы. Их когти, возможно, коротки, и их зубы не столь остры, но их аппетит и используемые ими методы – те же, что и у их больших родственников. Они тоскуют по массе: извечная мечта ребенка быть большим. Они верят: если они наберут достаточную массу с помощью партий, организаций и движений, они смогут потеснить главных динозавров и вырвать власть из их лап.
В холодной тени ночи на верхушках деревьев позабытых лесов и на улицах опустошенных городов все еще можно встретить другие глаза. Острые глаза и стройные тела, вскормленные надеждой, глаза, которые блестят возможностью независимости. Эти маленькие создания живут на периферии, в тени динозавров. Их уши не реагируют на призывы маленьких динозавров, которые хотят уничтожить их и породить «одного большого
Мы знаем, что суровое царствование не продлится вечно. Даже динозавры знают, что придет конец их века: метеорит, несомненно, попадет в цель. Как бы то ни было, усилиями пытливых теплокровных или же по причине необъяснимой катастрофы темным дням гигантской власти рептилий придет конец. Однообразная униформа щитовок будет заменена перьевым костюмом, пухом и эластичной кожей миллиона оттенков. Это анархия в эпоху динозавров.
Мечта о массе
Фатальный недостаток динозавра – это его ненасытное желание массы. Корни этого сумасшедшего стремления лежат в той удушающе-дымной ночи XIX столетия, которую мы до сих пор не оставили позади. Точное происхождение стремления стать массой нас не интересует. Вместо этого мы хотим попробовать понять, как мышление динозавра пробирается в наши современные культуры сопротивления и что мы можем создать вместо него.
Желание массы определяет практически все, что делает динозавр. Эта ненасытная страсть управляет не только его решениями, но и всей его организацией. Массовые организации имеют привычку, даже представляя себя другим (неважно, СМИ или потенциальным союзникам), гордо стучать себя в грудь и делать вид, что они куда больше, чем на самом деле. Точно как и первые динозавры, которые проводили все свое время в поисках пищи, динозавры левых используют большую часть своих ресурсов и своего времени на то, чтобы гоняться за фантомом массы: больше тел на демонстрации, больше подписей под петицией и больше новичков.
Продолжающаяся привлекательность массы является, бесспорно, рудиментом прошедших революционных дней. Все одинокие души, которые в тени гигантских капиталистических рекламных щитов и под взглядами хорошо вооруженных полицейских продают радикальные газеты, мечтают тайно о штурме Бастилии, Зимнего дворца или входе масс в Гавану. В этих фантазиях незначительный индивид превращается чудесным образом в цунами исторической силы. Пожертвование собственной индивидуальностью кажется приемлемой ценой за шанс стать частью чего-то большего, чем аппарат угнетения. Эту мечту подпитывает большая часть левых, включая многих анархистов: превращение маленького хрупкого млекопитающего в гигантского неудержимого динозавра. Мечта о массе поддерживается традиционной иконографией левых: рисунки огромных однообразных масс, гигантских рабочих, представляющих растущую мощь пролетариата, и съемки с воздуха миллионных уличных демонстраций. Такие образы часто привлекательны, романтичны и придают мужества. Короче говоря, это хорошая пропаганда. Тем не менее, несмотря на их привлекательность, мы не должны покупаться и считать их настоящими. Эти образы не более реальны или желательны, чем хитроумная реклама, предлагаемая нам циничной капиталистической системой.
Анархисты традиционно относились критично к однородности, сопровождающей всякую массовость (массовая продукция, СМИ, массовое уничтожение). Тем не менее некоторые из нас кажутся не в состоянии противостоять образу людского моря, которое наполняет улицы и скандирует «Солидарность навсегда!». Такие понятия, как «массовая мобилизация», «рабочий класс» и «массовое движение», до сих пор царят в нашей пропаганде. Мечты о революции и захвате власти отпечатались на нашем восприятии прошедших сражений: мы купили открытку из другого времени и хотим испытать то же самое. Если нашим мерилом является немедленное массивное изменение всего мира, то усилия небольших коллективов или аффинити-групп всегда обречены на провал.