Анаста
Шрифт:
— Ты надоел мне своими светлыми мечтишками, мой светленький сопливый брат. Ты, девочка, меня, а не его послушай, — обратился темноволосый юноша к Анасте, — я, девочка, тебе всю свою силу популярно покажу. Мой светленький тут кое-что правильно сказал. Действительно, человеческая мысль — это огромная энергия, моей под стать, и уж его тем более. Действительно, каждый человек, правильно распорядившись этой энергией, способен мир переиначить.
Но есть ещё невиданная энергетическая мысль — это коллективная мысль. Это когда в единое сливается множество мыслей отдельных людей. Если в единое сольются мысли всего человечества
Но я научился не допускать возникновения коллективной мысли. Это я подбрасываю человечеству разные философские умозаключения и представления. В итоге один миллиард людей коллективно мыслит одним образом, а другой — иным, тем самым дезавуируя первую группу. Я, девочка, являюсь воплощеньем всех тёмных сил Вселенной, и если ты со мной сольёшься, непревзойдённой силой станем мы. У меня есть план таинственный, ты суть его поймёшь, и будешь помогать мне.
Мы вместе сделаем всех людей своими игрушками. Мы будем играть с их разумом. Я сделаю тебя властительницей человечества и однажды ты поведаешь мне…
— Мне не нравится такой план, — ответила Анаста и добавила: — Я никогда не буду принимать в нём участия, и никто из людей, думаю, тоже не согласится.
— Не будешь принимать? Ты, девочка, просто ещё не знаешь, насколько это увлекательная игра — направлять по своему желанию мысль людскую.
И не спеши говорить, будто люди не будут следовать моей программе. Уже изобретено колесо примитивное пока, но потом люди соединят два деревянных колеса шестом, а это соответствует моему плану, моей гениальной программе.
— Но что плохого в колесе? Когда потребовалось возить корм раненому мамонту Дану, тележка с колёсами в этом помогла.
— Всё хорошо, девочка. Даже очень здорово. Это колесо будет усовершенствовано. Будет сделано великое множество колес. И люди увидят, что колесо неудобно катить по естественной земле, по бугоркам, ямочкам, траве высокой. И тогда они покроют огромную часть земли каменной коркой, чтобы беспрепятственно катились по ней колёса.
И они будут, всё увеличиваясь в количестве, раскатываться по стонущей земле, одних людей нести на себе, других безжалостно давить собою.
Ты, девочка, сама себе ответь, попробуй, что может быть сильнее силы той, которая способна людей к погибели направить. А не найдёшь в себе ответа, величие моё признай.
Задумалась Анаста, но не нашла в себе ответа, снова посмотрела на светловолосого юношу. На немой вопрос девочки Светловолосый ответил:
— Мой брат, Анасточка, нарисовал тебе безрадостную картину. Такова его задача, и он добросовестно выполняет её. В твоём взгляде читается вопрос, есть ли программа и у меня? Она есть, и я тоже хочу призвать тебя принять участие в моей программе.
— Чего же хочет ваша программа?
— Попробовать понять Создателя великое творенье — человека. Понять величие свершений Его будущих.
— Но разве на Земле ещё не всё сотворено? — удивилась Анаста.
— Дело в том, Анасточка… Ты видишь распустившийся перед тобой прекрасный цветок. Каждое растение или животное совершенно само по себе, но все они ещё и взаимосвязаны между собой. Казалось, Создатель сотворил чудесный, гармоничный и совершенный земной мир. Но это не означает, что мир этот не может быть усовершенствован.
Творенья Создателя можно рассматривать лишь как заготовки материала
— Но кто может быть совершеннее самого совершенства? — изумилась Анаста.
— Производное от него — сын и дочь Великого родителя. Например ты, Анасточка.
— Я? Но мне даже в представлениях не видится, как можно изменить уже созданное. Мне, например, совсем не хочется хоть на чуть-чуть изменить распустившийся в моём цветнике цветок. Я даже думаю, его ни в коем случае нельзя менять, чтобы не испортить совершенства. И зачем менять Котёнка? А как можно усовершенствовать, например, мамонта Дана? Изменить его хобот, уши? Как изменить? Зачем?
— Но ты ведь изменила мамонта Дана, Анасточка.
— Нет, я его никогда не изменяла, — удивлённо возразила она.
— Внешне, да, не меняла, но твой мамонт Дан выполняет гораздо больше человеческих поручений, чем все другие мамонты, когда либо жившие на Земле, и понимание Даном порученного ему качественно иное. Ты сразу поймёшь это, сравнив его с остальными, похожими с виду вашими мамонтами.
— Да, теперь понимаю. По-моему, он умнее всех других. Просто раньше я об этом как-то не задумывалась.
— Вот видишь, значение имеют не только внешние формы, строение тела. Содержание и предназначение важнее. А содержание и предназначение для Дана сотворила и определила именно ты. И стал мамонт Дан, внешне не отличающийся от других мамонтов, сотворённых великим Создателем, всё же другим. Теперь он — совместное, Создателя и твоё, творение. И чьё больше — неизвестно. Ведь мамонт Дан изменён не только в способности выполнения большего числа команд, необходимых в быту человеческом. Он стал более смышлёным, преданным и чутким. Вспомни, однажды ты уснула на сухой траве под высоким-высоким деревом, а когда проснулась, увидела неподвижно стоящего над тобой мамонта Дана. Ты рассердилась: от него шёл какой-то очень неприятный запах, будто он выпачкался в чём-то непотребном и нарочно пришёл, чтобы этим неприятный запахом прервать твой сон. Ты встала и пошла к дому по мокрой траве, а перед тем недовольно сказала мамонту Дану: «Вечно ты, Дан, отбиваешься от стаи, уже и приходить самовольно стал, даже когда тебя не зовут. Иди на своё пастбище, к братьям своим».
Ты ушла босыми ножками по мокрой траве, ни разу не оглянувшись. Ты помнишь, Анасточка, что мокрой была трава?
— Да.
— А знаешь, почему от мамонта Дана так неприятно пахло?
— Нет.
— Когда ты уснула, началась гроза. Не только людям, но и животным известно, что молнии чаще всего попадают в высокие деревья. Дан видел, как ты засыпала, и когда началась гроза, он встревожился и пришёл из стаи к тебе. Он не стал будить тебя, а просто встал над тобою, закрыв от дождя. В дерево, под которым ты спала, ударила молния. Один сук загорелся и стал падать. Он упал бы на тебя, но мамонт Дан успел хоботом отбросить его. Потом загорелся второй сук, Дан отбросил и его, но огонь успел обжечь мамонту шерсть на голове, и она стала тлеть, издавая неприятный запах. Нестерпимо болело обожжённое место, но Дан неподвижно стоял над тобой, спящей. Когда же ты уходила, упрекнув его в назойливости, он даже обидеться не смог и о боли забыл. Он радовался, что ты не пострадала, и потом, залечивая ожог, думал о тебе с нежностью.