Анастасия Вертинская

Ярошевская Анна

Когда Вертинский возвращался в СССР, многие его знакомые-эмигранты пророчили ему скорую гибель. Однако все вышло наоборот. Вертинский не погиб, хотя творчески оказался в опале. За все время сталинского правления о нем ни строчки не написала ни одна советская газета, не было ни одной официальной афиши его концертов. Однако в то же время в Политбюро его творчество любили. Известен случай, произошедший в конце сороковых годов: Вертинского попросили записать 15 пластинок, которые затем были розданы членам Политбюро для домашнего прослушивания.

Впрочем, даже когда в 1948 году вышло известное постановление о музыке, ни один высокий чиновник не посмел хоть в чем-то упрекнуть Вертинского. Как гласит легенда, за артиста лично заступился Сталин, в узком кругу произнесший такие слова: «Дадим артисту Вертинскому спокойно дожить на Родине». Позднее

эта благосклонность кое-кем была интерпретирована по-своему: к примеру, распространились слухи о том, что Вертинский – негласный агент разведки, что его золотой бюст стоит в музее КГБ на Лубянке. На самом деле вождь действительно уважал Вертинского и как артиста, и как человека, который не побоялся вернуться на родину.

Несмотря на то, что популярность Вертинского среди его поклонников не убывала, власти все же продолжали замалчивать его творчество. О том, как воспринимал этот искусственный вакуум вокруг себя сам Александр Николаевич, говорят строчки его письма, отправленного в 1956 году министру культуры СССР Кафтанову. А. Вертинский писал:

...

«Я уже по четвертому и пятому разу объехал нашу страну. Я пел везде – и на Сахалине, и в Средней Азии, и в Заполярье, и в Сибири, и на Урале, и в Донбассе, не говоря уже о центрах. Я заканчиваю уже третью тысячу концертов. В рудниках, на шахтах, где из-под земли вылезают черные, пропитанные углем люди, ко мне приходят за кулисы совсем простые рабочие, жмут руку и говорят: «Спасибо, что Вы приехали! Мы отдохнули сегодня на Вашем концерте. Вы открыли нам форточку в какой-то иной мир – мир романтики, поэзии, мир, может быть, снов и иллюзий, но это мир, в который стремится душа каждого человека! И которого у нас нет (пока)».

Все это дает мне право думать, что мое творчество, пусть даже и не очень «советское», нужно кому-то и, может быть, необходимо. А мне уже 68-й год! Я на закате.

Выражаясь языком музыкантов, я иду на «коду». Сколько мне осталось жить? Не знаю. Может быть, три-четыре года, может быть, меньше. Не пора ли уже признать? Не пора ли уже посчитаться с той огромной любовью народа ко мне, которая, собственно, и держит меня, как поплавок, на поверхности и не дает утонуть?

Все это мучает меня. Я не тщеславен. У меня мировое имя, и мне к нему никто и ничего прибавить не может.

Но я русский человек! И советский человек. И я хочу одного – стать советским актером. Для этого я и вернулся на Родину. Ясно, не правда ли? Вот я и хочу задать Вам ряд вопросов:

1. Почему я не пою по радио? Разве Ив Монтан, языка которого никто не понимает, ближе и нужнее, чем я?

2. Почему нет моих пластинок? Разве песни, скажем, Бернеса, Утесова выше моих по содержанию и качеству?

3. Почему нет моих нот, моих стихов?

4. Почему за 13 лет нет ни одной рецензии на мои концерты? Сигнала нет? Я получаю тысячи писем, где меня спрашивают обо всем этом. Я молчу.

Странно и неприятно знать, что за границей обо мне пишут, знают и помнят больше, чем на моей Родине! До сих пор за границей моих пластинок выпускают около миллиона в год, а здесь из-под полы все еще продают меня на базарах «по блату» вместе с вульгарным кабацким певцом Лещенко.

Как стыдно ходить и просить, и напоминать о себе… А годы идут. Сейчас я еще мастер. Я еще могу! Но скоро я брошу все и уйду из театральной жизни… И будет поздно, и у меня останется горький осадок. Меня любил народ, и не заметили его правители.

Ваш Александр Вертинский».

Первое время после приезда семья Вертинских поселилась в гостинице «Метрополь». Уезжая на лето, мы оставляли в номере свои вещи, а осенью возвращались, и нам предоставляли тот же 383-й номер на третьем этаже. Номер был прекрасный – большая комната с застекленным эркером, альков с кроватями, прихожая и все удобства, даже горячая вода. И все это в военное время! Там в 1944 году и родилась вторая дочь Александра – Анастасия Вертинская. Дело было 19 декабря, стояли сильнейшие морозы, а роды были тяжелыми.

Гостиничное детство

Три года семья Вертинских жила в отеле. Настя и Марианна облюбовали для своих игр длинный гостиничный коридор, где постоянно носились, играли в прятки и догонялки.

– Ты же старшая! – поучала Лидия Владимировна четырехлетнюю Марианну, ты должна обязательно показать сестре, как нужно себя

вести!

На малышей, конечно, такие увещевания не действовали! Как интересно было бегать по длиннющему коридору, искать друг друга и прятаться! Что могло быть лучше?!

Впрочем, вскоре семье Вертинских дали квартиру, вот только жилплощадь эта не оправдала ожиданий певца, его жены и детей.

Квартирка была крохотная, располагалась на первом этаже двухэтажного дома барачного типа, а окна ее выходили на могилы Ваганьковского кладбища. Дом этот строили пленные немцы. Источником тепла в доме была кирпичная печь, которую приходилось топить дровами вручную, иначе можно было просто замерзнуть. Конечно, шансонье не хотел, чтобы его семья жила в такой квартире, и начались поиски варианта для обмена. И такой вариант был найден – это стала квартира на Тверской улице в доме 12, где жила вдова наркома просвещения Свидерского с дочками. Дочери между собой не ладили и постоянно ссорились, а потому очень хотели разъехаться. Причем, их совершенно не волновало состояние квартиры, на которую они менялись, что впрочем, объяснялось и плачевным состоянием той жилплощади, где Свидерские проживали.

Старшая дочь Свидерского работала скульптором. Когда Вертинские пришли смотреть квартиру на Тверской, маленьких Настю и Марианну поразило то, сколько у нее было ведер, различных смесей, в комнате стояли ее работы. Когда позже, при переезде, все это грузили в машину, Настя бегала вокруг, ожидая, что вот-вот какое-нибудь ведро свалится и с грохотом покатится по дороге. Вторая же дочь никак не хотела выезжать из квартиры и долго еще жила в маленькой комнате, которая потом стала детской. Младшая Свидерская согласилась уехать только после того, как Вертинские купили ей комнату в хорошем доме за Ленинской библиотекой и, ко всему прочему, Александр Николаевич еще дал ей дополнительно пять тысяч рублей.

После переезда началась эпопея с ремонтом. Квартира на Тверской досталась Вертинским в ужасном состоянии и требовала ремонта. Для того чтобы понять, в каком состоянии была квартира, достаточно сказать, что в углу будущего кабинета находилась куча песка куда кошка и собака прежних владельцев справляли нужду, потолок был весь черный и протекал, поэтому на начальном этапе в комнатах постоянно стояли ведра и тазы, куда собиралась капающая вода. Для того чтобы привести квартиру в божеский вид, пришлось сделать несколько ремонтов. Сначала поменяли все двери, а на месте окна из-за нехватки мест для книг, соорудили встроенный шкаф. Во второй ремонт – поклеили обои, так как долго не могли их достать. Шансонье очень хотел именно зеленые обои, поскольку ему нравилось, как выглядит мебель из красного дерева на зеленом фоне.

Большую часть мебели Вертинский выбрал сам – он обожал красивые вещи. Огромный письменный стол Вертинский тоже купил в Ленинграде. Он всегда останавливался в «Астории», а после завтрака любил пройтись по городу. И однажды он забрел в огромный комиссионный магазин на Невском. И вдруг увидел там этот стол! Он бросился к заведующему, чтобы стол выписать. А ему говорят: «Заведующего нет, он уехал к нашему постоянному клиенту, который просит оставлять для него хорошие вещи». Тогда Вертинский побежал в «Асторию» за деньгами, вернулся в магазин и оплатил стол. Когда приехали заведующий и покупатель и узнали, что стол продали Вертинскому, разразился страшный скандал. Обиженный клиент кричал и топал ногами. Квартиры у них тогда не было, поэтому Александр Николаевич договорился, чтобы стол постоял где-то за кулисами. Там он и пробыл несколько лет, после чего его перевезли в Москву. Вертинский всегда за ним работал. На столе при этом обязательно были стакан крепкого чая, рюмочка коньяка и пачка «Camel».

Сегодня в квартире на Тверской все вещи остались на тех же местах, что и при Вертинском, кроме фотографий, которых на стенах тогда не было. В эту квартиру на Тверской приходила вся прежняя театральная и музыкальная богема – Сергей Лемешев, Рина Зеленая, Василий Качалов, Вера Марецкая, Никита Богословский. Хохот во время этих застолий не смолкал – Александр Николаевич был удивительным рассказчиком. Застолья в те времена были голодными, но теща Вертинского, которая жила с ними, удивительно вкусно готовила и как-то умудрялась стряпать грузинские, тибетские и сибирские блюда из ничего. Из окон кабинета Вертинского был виден Елисеевский магазин и Вертинский сочинил для доченек историю про кота Клофедона, который работал в Елисеевском в мясном отделе – кот проворовался, и его судил общественный суд.