Анатолий Серов
Шрифт:
– Кстати, о танцах, - проговорил Сидоров, раскрывая папку и доставая оттуда нужную выписку. - Послушайте!
Он прочитал:
"Когда птицы вылетают освежиться в воздухе, повеселиться и поиграть, они радостно реют, делая изумительные эволюции, полные грации и красоты. И это естественное проявление эстетического чувства. Когда я гляжу на танцующих (я тоже танцую), то мне бывает иногда даже дико смотреть на странные движения многих пар, и только некоторые доставляют эстетическое наслаждение своим изяществом и грацией..."
Власов рассмеялся.
– Вот не думал, что Андрей Ефимыч изучает теорию
– Постой, постой, тут что-то... Чьи это слова? - спросил Анатолий у Сидорова.
Тот, не отвечая, продолжал:
– "С практической стороны танцы - бессмыслица. Но это не значит, что танцевать не следует. Так вот: мой аэродром - зал для танцев. Когда я лечу с известной целью на большое расстояние, мне никогда не придет в голову выкинуть что-нибудь необыкновенное... - тут Андрей покосился на Анатолия, и тот смущенно кашлянул. - Но над аэродромом при настроении я танцую. Между летчиками есть нетанцующие, потому что не умеют, есть нетанцующие из принципа, есть танцующие только при настроении, и есть любящие танцевать".
– Нестеров! - вскричал Серов. - Только он мог это сказать.
– Верно, - кивнул Сидоров и протянул ему листок с выпиской.
– А вы, Андрей, у нас будущий академик. И вот что, ребятушки. Мы с вами, конечно, из "любящих танцевать". Мы умеем танцевать и парочкой и втроем. Однако с практической стороны эти "танцы" вовсе не бессмыслица. Да и Нестеров "танцевал" не ради эстетического удовольствия, но, главным образом, чтобы уметь лучше сбивать противника. А теперь нам требуется уже не единичный, а групповой пилотаж. В будущей войне, когда придется лететь навстречу воздушному соединению врагов, мы одним стремительным маневром разрушим их строй и, сломав его, будем бить в индивидуальных схватках поодиночке, имея еще преимущество в маневренности и инициативе. Вот что значит наш пилотаж строем.
В другой раз, зимним вечером, Серов опять собрал у себя товарищей, и они снова и снова обсуждали сочетание групповых и индивидуальных боев в будущей войне, когда вдруг по коридору кто-то пробежал, стуча в двери, у каждой раздавалось: "Вызывает комэск!" Серов распахнул дверь. Не успевший постучать вестовой произнес:
– Вызывает командир эскадрильи.
В штабе уже собралась вся эскадрилья.
Комэск сообщил, что подразделения японских войск снова нарушили границу и напали на наши посты. Положение на границе в последнее время особенно обострилось. Несмотря на то, что Советское правительство принимало все меры, чтобы предотвратить возникновение войны, с той стороны все время провоцировались вооруженные столкновения. Лилась кровь.
Пограничники давали заслуженный отпор самураям, те ретировались, но на следующий день повторяли провокацию в другом месте.
– Получен приказ высшего командования. Наши пограничные войска и расположенные вблизи границы военные части приведены в боевую готовность. В эскадрилье назначаются круглосуточные дежурства на аэродроме. Сегодня выходит на дежурство второе звено.
Звено Серова поднялось и выстроилось перед командиром части. По знаку его оно выступило в ночь к своим самолетам. Во мраке вырисовывались очертания ангаров и дежурной фанзы. Мотористы ускорили шаг и опередили командиров - они спешили вывести машины из ангара.
Сидоров и Власов молча шагали, думая
– А что, если свое искусство пилотажа строем мы покажем не сегодня завтра на практике? Здорово проучили бы самураев, а, ребятушки?
Круглосуточные вахты на аэродроме продолжались несколько недель. В то время как одни летчики дежурили, другие "подцежуривали", то есть отдыхали не раздеваясь, готовые каждую минуту присоединиться к первым, и только третья смена получала полный отдых до своей очереди.
Самолеты второго звена были заправлены горючим и вооружены. Снега не было, земля промерзла, взлетать с обледенелого грунта было трудно и рискованно.
Из-за морозов задерживался прогрев моторов. Серов предложил устроить специальные агрегаты - провести трубы отопления под землей, и первый применил их на практике во время дежурства своего звена. Устройство вполне оправдало себя.
Летчики проверяли оружие, запас горючего, обсуждали каждую мелочь вместе в техником, мотористами, оружейником, делали пробные вылеты, проверяли боевую готовность друг друга. Ждали сигнала. Были готовы вылететь на встречу с врагом.
И вот однажды, в темную морозную ночь, как раз в дежурство Серова, на аэродроме появились представитель штаба ОКДВА{1}, начполитотдела бригады и командир эскадрильи. Они вошли в дежурную фанзу. Комната освещалась только пламенем печурки. У камелька сидели истребители. Серов вскочил.
– Смирно! - раздался его возглас.
Летчики уже стояли по форме. Серов рапортовал о готовности звена.
Комэск негромко произнес:
– Объявляю боевую тревогу.
Не успел он договорить, как летчиков точно вихрем вымело из фанзы. Они бросились вон, волоча за собой парашюты.
Командиры направились вслед за летчиками. Когда они подошли к взлетной площадке, пилоты уже сидели в кабинах, моторы ревели. Мотористы отбежали в сторону. Серов, высунувшись из кабины, напряженно всматривался в лицо комэска. Куда он прикажет лететь? Где противник?
Командир эскадрильи подошел к самолету. Анатолий услышал:
– Вахта отменяется. Тревога была учебной. Отношения с Японией улажены. Товарищ Серов, постройте звено.
Серов выскочил из кабины и приказал всему звену построиться. Летчики, техник, мотористы выстроились перед командованием. Представитель штаба армии обратился к ним:
– Товарищи! Ваше звено блестяще справилось с задачей. В максимально короткий срок после объявления тревоги летчики оказались на своих местах в полной боевой готовности. От имени штаба Особой Дальневосточной армии объявляю всему звену благодарность.
– Служим Советскому Союзу! - прозвучал ответ. В интимной, дружеской беседе Серов признавался:
– Каждый раз, выходя на дежурство, я думаю: "Может быть, как раз сегодня будет получен приказ вылететь навстречу врагу". Может быть, противник сегодня пошлет на нас свои соединения, но мы встретим его в воздухе огнем пулеметов раньше, чем он сможет оперировать над нашей территорией. Ждешь, по сто раз проверяешь вооружение, запас горючего... Шагаешь по промерзшей земле, думаешь, как изловчиться, чтобы взлететь на лыжах с этого твердого, обледеневшего грунта... И вот тебе объявляют, что можете спокойно отправляться спать!.. Обидно, ребятушки!.. Мне уже 24 года!