Анатолий Собчак: тайны хождения во власть
Шрифт:
Не успел я сосредоточиться на завтрашнем дельце с «Пари-Матч», как на меня прямо наскочил «народный избранник» Смирнов с отрешенным видом человека, которому только что сорвали попытку застрелиться накануне собственной смерти от туберкулеза. Обычно он, не являясь членом Президиума Совета, постоянно посещал заседания и выступал по всем рассматриваемым там вопросам, требуя себе слова поднятием правой руки со сжатым кулаком и скорбно опущенным, обглоданным страданием лицом, как это делали на Олимпиадах чернокожие спортсмены, протестуя против апартеида.
— Что вы творите? — взвизгнул он.
— Пока ничего. Только приехал, — опешил я.
— Почему, будучи каким-то помощником, позволяете себе вычеркивать мой вопрос из повестки дня Президиума? — шипел он, пытаясь боднуть меня
— Я бы, вероятно, смог это сделать, если бы мне попалась повестка дня, ( попытался отшутиться я.
— Так это не вы?
— Нет, не я!
— Тогда все равно не делайте этого никогда! Иначе долго тут не наработаете, — закончил внезапно он и унесся подбитой вороной через анфиладу дворцовых комнат в александровско-ампирном стиле, мимо колонн, вокруг которых полегли эпохи, мимо зеркал, отражавших молодость не одного десятка истинно породистых поколений.
Опять пытаюсь собраться с мыслями об организации фона для проникновения Собчака на вкладку французского журнала. Кроме того, необходимо проверить готовность организаторов встречи с избирателями и подобрать хоть какой-то статистический материал для выступления «патрона». Уединиться и продуктивно поработать возможности нет, постоянно кто-то отвлекает. Несколько часов разворованы суетой и почтой. Времени на согласование с «патроном» наметок плана уже нет, поэтому начинаю действовать на свой страх и риск, полагая, что хуже сделать не смогу, а лучше некому.
После подборки статданных и полной утряски всех нюансов по организации встречи с избирателями, я уточнил время начала концерта и позвонил жене «патрона», а затем связался с командующим военно-морской базой В.Селивановым ( «каталожным» адмиралом, могучим, спокойным и прямым. Я попросил его дать завтра катер для похода Собчака в Кронштадт и осмотра фортов. Адмирал ничуть не удивился, но о цели экскурсии спросил. Скрывая главную задачу ( попозировать Собчаку для «Пари-Матч» ( я стал вдохновенно конструировать какую-то чушь, типа «из коммерческих соображений, в связи с созданием зоны свободного предпринимательства, требуется взглянуть на акваторию залива, форты и город с моря»... В общем, о катере, месте и времени договорился. Однако сделал это адмирал как-то неохотно. Возможно, сказывалась полная потеря ориентации в непривычных структурах новой власти. Трудно было сразу разобраться, кто есть кто. Ведь полномочия исполнительной власти были тогда у Щелканова, а кресло главы Совета еще не все корреспондировали с возможностями и блистательным будущим Собчака. Впрочем, в причине сдержанности адмирала могу и ошибиться. Не исключено, что она была в отношении Селиванова к самой личности Собчака, а не к его креслу.
Около двух часов дня я зашел в роскошный кабинет стиля «ампир», где застал «патрона», стоявшего в нерешительной позе ровно по центру представительского кабинетного поля, между беломраморным камином и длинным красного дерева столом для заседаний, в полировке которого отражался через окно купол Исаакия. Надо заметить: за несколько промелькнувших месяцев Собчак очень полюбил эту гулкую, по-лубочному позолоченную, огромную кабинетную пустоту. Без нее обходиться уже не мог, но уютно тут себя еще не ощущал. Письменный стол так и не освоил, используя его огромную столешницу разве что для возлежания черного, нового, красивого кейса, подаренного ему Павловым, цифровой замок которого «патрон» не мог осилить, похоже, из-за неспособности запомнить пятизначный код.
Я кратко изложил идею похода в Кронштадт на катере с возможностью пофотографироваться на совершенно неожиданном фоне, естественно, умолчав, что обо всем уже договорился. Собчак оживился необыкновенно, как барышня, предвкушавшая безопасно-бесплатный занимательный пикничок, но осведомился, где мы возьмем катер. Тут мне пришлось воспользоваться старым адвокатским приемом околпачивания клиентов, когда им рассказывают о неимоверных трудностях выигрывания дела, наперед зная, что оно уже выиграно. После этого я напомнил ему о часе встречи с избирателями и передал отпечатанные статданные для выступления. Собчак меня окликнул уже на выходе из кабинета и велел доставить на встречу с избирателями журналистку
«Материал о встрече она использует в статье обо мне», ( видя мой вопросительный взгляд, пояснил он. Стало понятным: подготовку своего места в Истории «патрон» начал не с «Пари-Матч».
Эта журналистка для ее возраста была безобразно красива, с привлекательной не по годам фигурой, обтянутой комбинезоном цвета молодой гадюки в начале лета, когда тепло, кругом зеленая, сырая трава и много лягушек. Вчера она внезапно появилась в приемной, столкнувшись нос к носу с Собчаком, который сразу расплылся светлым пятном, как одинокий фонарь, порой видный с самолета в непроницаемой илистой мгле, когда ночь черна и неподвижна. Глаза «патрона» заметались, как у пуделя в предчувствии прогулки, пируя на выпуклостях змеиной спецодежды. Он тут же пригласил гостью в кабинет, по пути не отрывая волнительного взгляда от архитектуры ее тела и экстерьера, поэтому чуть было не налетел на торец огромной золоченой двери. Владелица кудельков белых волос пробыла в кабинете недолго, после чего «патрон» сам вывел ее в приемную. Глаза у обоих были пусты и умны, сочетая любезность с непреклонностью.
В школу мы приехали минуты за три до намеченного часа. Актовый зал был уже полон. Все разглядывали «патрона» тогда еще с доброжелательным интересом. Собчак тут же без разминки полез на сцену, а я стал искать место для журналистки. Путаясь по залу, заметил ехидного депутата Скойбеду с нерастраченной антисобчаковской ненавистью, само образование которой, я думаю, можно было объяснить лишь молодостью непородистого азарта. Вокруг него роилась маленькая кучка активистов, разделявших его точку зрения. Пришлось предупредить об этом Собчака. Он со сцены снисходительно улыбнулся. В области отрицания всего депутатского корпуса в целом «патрон» уже достиг больших высот. Поэтому отдельных депутатов Собчак просто не различал. Оратором он был превосходным, но пугал всех своей непоследовательностью, вероятно, будучи убежден в том, что публичное выступление, как и надгробное, никого ни к чему не обязывает.
Потолкавшись некоторое время и прислушавшись к началу выступления, я убедился, что «патрон» вышел на свой привычный преподавательско-ораторский редан. А это значило, что никаких внезапностей быть не должно, поэтому можно было смело ехать за его женой.
Вернулся я к концу встречи. Пока мы ехали, жена Собчака, судя по всему, вконец потерявшая покой при резком переходе от ничтожности к величию, стала менторским тоном повествовать, как она возвышается над всеми, заставляя себя читать «обязательные для ее сегодняшнего уровня книги», восхищаться надлежащими этому же уровню художниками, писателями, артистами, дирижерами и режиссерами и, конечно, стремясь презирать тех, кого требует теперь презирать ее новое общественное положение. В общем, договорилась до того, что, в связи с высокой должностью мужа, нынче ее светлейший организм уже не воспринимает даже еду без нежного музыкального сопровождения разжеванного в желудок. Для этого она записала на магнитофон пасторальные мотивы в исполнении клавесина, скрипок, флейт, гобоя и фортепьяно. Причем под эту музыку требуется сидеть за обеденным столом сложив ноги так, чтобы приучить их к «третьей позиции», дабы в случае протокольной необходимости быть готовой вмиг пройтись жеманным менуэтом. Она также рассказала, что учится принимать позы, исполненные внутреннего достоинства и в то же время привлекательные для взоров самых знаменитых людей, внимание которых она теперь просто обязана сосредоточить на своей персоне.
Мы вместе поднялись в зал. Собчак в конце выступления попытался всех убедить в необходимости прыжка из социалистической распределительной системы в светлое царство свободы нищих. Затем предложил разобраться в антитезе начал русской общественной жизни и борьбе Ормузда с Ариманом, но чувствовалось, что он сам не до конца уяснил отношение к этой паре прочей исторической камарильи и поэтому строил свои фразы очень неопределенно, надеясь на подсказку из зала. Как правило, для красоты слога Собчак ставил прилагательные после существительных, попутно набрасывая характеристику всех, кого упоминал. Выходило неплохо и занятно.