Анатомия болезни
Шрифт:
* * *
Некоторые врачи в своих письмах спрашивали, повлияли ли на мое решение применять большие дозы аскорбиновой кислоты данные исследований Лайнуса Полинга? Нет. Я использовал аскорбиновую кислоту для лечения в 1964 году, а первая серьезная работа Полинга «Витамин С и простуда» появилась в 1970 году. После ее публикации я написал Л. Полингу о своей болезни. С тех пор мы переписываемся, и я с большим интересом слежу за его исследованиями в этой области.
В некоторых
Когда мне было 10 лет, я попал в туберкулезный санаторий, и там мне поставили неправильный диагноз. В детстве я был настолько тощий и слабый, что врачи предположили: я — жертва какой-то серьезной болезни. Впоследствии было обнаружено, что они по ошибке приняли обычное обезызвествление за туберкулезное затемнение в легких. В те годы рентген еще не был надежным в сложных случаях диагностики. Во всяком случае, я провел в туберкулезном санатории шесть месяцев.
Самое интересное — это то, как пациенты разделялись на две группы: на тех, которые были уверены, что победят болезнь и вернутся к нормальной жизни, и тех, которые обрекли себя на длительную и безнадежную болезнь. Я относился к группе настроенных оптимистически — мы быстро сдружились, активно занимались творчеством, играли и мало общались с ребятами, которые ждали худшего. Когда в санатории появлялись новенькие, мы старались вербовать их в наши ряды, пока за работу не принялась команда нытиков.
На меня произвел сильное впечатление тот факт, что процент мальчиков, которых выписывали с диагнозом «здоров», в группе оптимистов был гораздо выше. Уже тогда, в десятилетнем возрасте, я понял значение психики для противостояния болезни. Надо надеяться на лучшее — вот урок, который я запомнил на всю жизнь, и он потом очень мне пригодился. С этих же пор я стал ценить жизнь.
К семнадцати годам от моей детской слабости не осталось и следа. Я увлекся спортом, и мой организм год от года крепчал. Любовь к спорту осталась у, меня на всю жизнь.
Кроме того, мне повезло: моя жена была очень доброжелательной и к тому же она была сторонницей здорового питания.
Следущий серьезный случай произошел в 1954 году, когда мне было 39 лет. Я чувствовал ответственность перед семьей и решил застраховать свою жизнь. Но врачи страховой компании отказали, ссылаясь на значительные изменения в кардиограмме (закупорка венечной артерии). Моя тетушка, страховой агент, была в панике и откровенно сказала мне о заключении врачей. Несмотря на отсутствие явных клинических симптомов, они поставили диагноз: ишемия, для которой характерны утолщение стенок сердечной мышцы и мерцающая аритмия. Врачи настоятельно советовали мне воздержаться от нагрузок и в течение нескольких месяцев соблюдать постельный режим. Я был убит таким известием. Это означало, что мне надо бросить работу, отказаться от путешествий, прекратить активно заниматься спортом. И моя тетушка повторяла за врачами страховой компании: если я стану вести пассивный образ жизни, то смогу
Я решил ничего не говорить жене о приговоре врачей. Когда я вечером вернулся домой, мои маленькие дочери бросились мне навстречу. Они очень любили, когда я подбрасывал их в воздух. В мгновение ока передо мной предстали две дороги в будущее. Одна — «кардиологический тупик». Если я последую советам специалистов, я уже никогда не смогу подбрасывать моих девочек. Вторая дорога — полноценная жизнь и работа в газете. Вторая дорога поведет меня вперед, пусть даже это продлится всего несколько месяцев или недель. Я выбрал второй путь. Решение возникло мгновенно и легко. И я подбросил своих дочурок еще выше. На следующий день я играл в теннис на соревнованиях несколько часов подряд.
В понедельник я позвонил доктору Хитцигу и рассказал ему о мрачном приговоре. Мы договорились немедленно встретиться, и он организовал консультацию у ведущего кардиолога. Повторная кардиограмма подтвердила диагноз.
Мы подробно обсудили с доктором Хитцигом сложившуюся ситуацию. Я собирался продолжать жить так же, как и прежде, не хотел отказываться от активной деятельности. Я сомневался, что есть хоть один кардиограф в мире, который знает, что заставляет мое сердце работать именно так. Хитциг похлопал меня по плечу — он всецело был на моей стороне.
Три года спустя я познакомился с Полем Уайтом, всемирно известным кардиологом. Он внимательно выслушал историю, связанную с «ишемической» болезнью, и сказал, что я выбрал тот самый единственный путь, который мог спасти мне жизнь. По его мнению, постоянные и энергичные тренировки необходимы для нормальной работы сердца, даже если у человека появились признаки сердечной недостаточности, как было в моем случае. Врач сказал, что если бы я примирился с приговором специалистов, то их диагноз, возможно, подтвердился бы.
Встреча с Полем Уайтом стала своего рода вехой в моей жизни. С этой минуты я стал доверять своему организму и жить с ним в мире и согласии.
Эта встреча еще больше укрепила мое убеждение, что психика может управлять телом, «дисциплинировать» организм, выявлять его потенциальные возможности.
Конечно, я ни в коем случае не хочу сказать, что пациенты с серьезными сердечными заболеваниями должны поступать вопреки советам докторов. Меня поддерживал мой лечащий врач Уильям Хитциг. К тому же в каждом конкретном случае к лечению надо подходить по-разному: то, что полезно одним, неприемлемо для других.
Стал ли я меньше уважать врачей? Как раз наоборот! Тысячи писем, которые я получил от них, опровергают ошибочное мнение, что врачи отрицают роль психологических факторов и духовных сил, способствующих выздоровлению.
Медицина — не только наука, но и искусство. Самое важное — открывать возможности человеческой психики и организма, использовать их глубинные резервы в борьбе с болезнью или со стрессом.
В некоторых письмах меня спрашивают, смогу ли я, если снова серьезно заболею, взять на себя полную ответственность за свое здоровье и жизнь, как прежде.