Анатомия страха
Шрифт:
– Что, дрянь, довольна? – спросила она у своего отражения. – Забыла золотое правило – не спи с кем работаешь.
«И что теперь? Как общаться с Родригесом на работе? сделать вид, будто ничего не произошло? Вряд ли получится. Да и не в этом дело. Черт побери, ведь он мне нравится».
Терри швырнула полотенце в корзину для грязного белья так, что она повалилась.
«Разве я спала с Дентоном, чтобы продвинуться по службе? Нет. Или все же догадывалась, что он на пути к вершине? И вот теперь этот Родригес, коп-рисовальщик с особым даром. Я тоже использую его?»
Терри вернулась в постель, уронила голову на подушку, зная, что впереди
Я шел домой усталый и злой. Вопрос о Дентоне был праздный. Просто заело любопытство, почему Терри с ним спала. Зря спросил, конечно, но чего она так вскинулась? Это заставило меня осознать, что я о Терри Руссо ничего не знаю, кроме того, что она хороший детектив, красивая и замечательна в постели. Маловато.
И я начал задавать себе вопрос: действительно ли ей нравлюсь, или она пригласила меня по какой-то иной причине? Но какой? Ведь у меня нет власти, как у Дентона, и я никак не могу помочь ее карьере. Или все же могу?
Я не знал, что думать, и очень сожалел, что рассказал об отце. Проявил слабость. Захотелось излить душу, все, что там накопилось, той единственной, к которой у меня пробудились какие-то чувства. Теперь я сознавал, что совершил ошибку. И как мы будем общаться на работе? Общеизвестно, что спать с коллегой недопустимо.
Глупость.
Я брел по ночному городу, мимо пустых магазинов и офисов. В довершение ко всему заморосил ледяной дождик, а я без зонтика и старая кожаная куртка уже не греет.
Пошло оно все к черту!
Я поднял воротник, и вдруг в моем сознании возник человек в длинном пальто и лыжной маске. Почему? А потому что мне начало казаться, что за мной кто-то следит. Я свернул на Тридцать девятую улицу и обернулся.
Никого.
Я поежился и двинулся дальше. В этом городе мне никогда не было страшно. Потому что он – мой дом. Откуда эта глупая паранойя? Видимо, действует расследование тройного убийства, плюс отец, плюс история с Терри Руссо. Я миновал несколько гастрономов, про которые говорят, что они стимулируют швейную промышленность, поскольку торгуют продуктами, от которых толстеют, и ускорил шаг.
На Восьмой авеню было оживленно. В порт двигались рабочие ночной смены, крутились торговцы вином и наркотиками, несколько деловых мужчин околачивались у порношопов, у клуба «Эскуэлита», как обычно, стояли латиносы-трансвеститы. Трое сгрудились под фонарем, передавая друг другу закрутку с травкой и поправляя свои мини и топики.
– Эй, привет, guapo! [35] – крикнул один. – Давай к нам. – Остальные загоготали. Сквозь макияжу них просвечивала щетина. Ничего себе удовольствие – провести с таким время.
35
красавчик (исп.).
Я ответил, что устал. Они обозвали меня mentiroso, [36] но оставили в покое. Слава Богу. Эти мальчики, несмотря на макияж и высокие каблуки, вовсе не слабаки. Многие щеголяли сделанными в тюрьме наколками, и почти у каждого была припрятана заточка или финка. У клуба нередко случались поножовщины. Первое, что бросилось мне в глаза, когда я переехал в этот район, был импровизированный алтарь – искусственные
36
врун (исп.).
После клуба «Эскуэлита» все было спокойно, пара пустых автостоянок и офисные здания с темными окнами, включая мое. И мне вдруг стало неприятно, что я единственный житель в этом доме. Впервые с тех пор, как я сюда переехал.
Я находился у двери, когда опять появилось отчетливое ощущение, что за мной наблюдают. Взглянул через плечо и что-то увидел – какую-то фигуру, тень, – но не был уверен, что не спутал реальность с образами, скопившимися в сознании за многие годы.
В холле свет горел лишь у входа, задняя часть тонула в тени. Я отпер ключом дверь лифта, поднялся на свой этаж. О том, чтобы заснуть, не могло быть и речи. Я был слишком возбужден. Достал из холодильника пиво и хотел позвонить Терри, но не решился. Сел за рабочий стол, включил мощную лампу и раскрыл блокнот. На сей раз он был без пальто и лыжной маски. Только лицо. Но откуда это возникло? Может, это тот, за кем мы охотились? Или я его выдумал?
Надо показать Терри и свидетелям, хотя это бесполезно. Никто не опознает. Во-первых, лица еще нет, а во-вторых, его никто близко не видел.
Я долго сидел, закрыв глаза, и ждал, не придет ли что-нибудь еще. Не дождавшись, выключил свет и остался сидеть в темноте, размышляя о Терри Руссо и отце. Перед глазами мерцал образ, который я только что нарисовал.
Он наблюдает с противоположной стороны улицы, как гаснет свет в окне. Перед глазами еще долго пляшут желтые шарики, затем тускнеют, становятся черными, и он направляется к станции метро «Таймс-сквер», вспоминая об образах, какие собрал и записал в своем сознании, и о том, что будет с этим делать.
32
Угол Харви Тутсела напомнил Терри одну дурацкую комедию, название которой она не помнила, где у одного клерка-идиота был примерно такой же стол. Три чашки с коричневой жидкостью, похожей на кофе, штук пять открытых коробочек с заплесневевшим йогуртом «Данон», смятые салфетки, спортивная сумка с торчащими оттуда грязными носками.
– Что привело вас к нам? – спросил он, поднимая одну чашку, затем другую, пытаясь решить, какая налита самой последней. Принюхался к третьей, поморщился и поставил обратно.
– Эта последняя, наверное, налита три дня назад. – Его напарница, Мэри Перковски, появилась в дверях с двумя чашками кофе и парой свежих бубликов. Смахнула мусор на столе Тутсела в мусорную корзину, уронила спортивную сумку на пол и на ее место поставила свежий кофе и положила бублик.
– Как дела, Мэри? – спросила Терри.
– Как видишь, вся в делах.
Тутсел внимательно посмотрел на Терри:
– Вы пришли без звонка, значит, визит неофициальный?