Анатомия страха
Шрифт:
Любовная лихорадка прошла быстро. Ни сожаления, ни разочарования, только легкое недоумение: а что же это было? Анатолий изредка звонил и говорил ни о чем. Когда за две недели до отъезда домой Илона узнала, что Анатолий убит в подъезде своего дома, то почувствовала, к своему стыду, облегчение, что узел развязался сам собой. За эти полгода у нее были мужчины, но она научилась различать, кто из них для тела, кто для ума, а кто для души. Совместить все это в одном человеке ей казалось невозможным, поэтому приходилось довольствоваться тем,
Олег Свирин показался ей сначала очень интересным. Несмотря на неказистую внешность, в нем было то, что всегда ее привлекало: ум и воля. Он был равным и, что поразительно, не стремился изменить это равенство в свою пользу. Олег не был принцем, но мог стать партнером, союзником. Илона вышла за него замуж и уехала работать в Рим.
И снова расстояние отрезвило. Но на этот раз все было гораздо серьезнее. Илона не могла простить себе ошибки. Вспоминая все, что произошло с момента их знакомства, она наконец понимала: вся сила мужа — его же переродившаяся слабость, которая борется сама с собой, а весь его ум работает только в этом направлении. Поняла она и то, что Олег не подминает ее под себя не потому, что уважает, а потому только, что не может: нашла коса на камень.
Все это было грустно и неприятно, и Илона начала искать утешения. Впрочем, и Свирин в ее отсутствие от одиночества не страдал — это она поняла сразу, когда вернулась. А потом случилось еще одно событие, которое заставило ее отказаться от мыслей о разводе. В один прекрасный день Олег принес кучу бумаг и заставил ее подписать их. Все свое немаленькое имущество он перевел на ее имя. Илона прекрасно понимала, что это значит, перспектива стать богатой вдовой приятно грела. Так они и жили, каждый своей жизнью, пока Илона вдруг не забеременела.
Ребенок оказался для нее просто катастрофой. И не только потому, что угрожал карьере. Ей не хотелось рожать от Олега. Она считала, что спать можно с кем угодно, лишь бы в охотку, но рожать можно только от любимого. Тем не менее, Свирин ее вынудил. Мало того, что дочка изначально была нежеланной, но Олег просто не давал Илоне по-настоящему полюбить ее. Он взял и оттеснил жену в сторону. В конце концов Илона не выдержала, наняла няню, двадцатисемилетнюю детсадовскую воспитательницу по имени Алла, и вернулась на работу.
А потом у Свирина потекла крыша. Его начали мучать всякие страхи и кошмары, он был уверен, что за ним следят. Сначала Илона наблюдала со злорадством, но затем это стало ее сильно раздражать. И когда подвернулся первый же зарубежный контракт, не самый выгодный и не самый интересный, она с радостью за него ухватилась — лишь бы уехать.
Впрочем, не только поэтому. Она пыталась убежать не только от Свирина, но и от себя. И от Глеба Чередеева, с которым познакомилась на дне рождения подруги именно в тот момент, когда казалось: хуже уже и не бывает. Оказалось, что все может быть так просто. И не надо ничего объяснять, придумывать и доказывать.
— Алла с Викой пусть обедают в гостинице, а мы с тобой пойдем в одно симпатичное местечко, тут недалеко, — сказал Глеб, собирая сумку. — Будем пить дрянное разливное пиво и есть чебуреки размером с валенок. Кто больше съест.
— Начинаешь меня откармливать?
— Точно. А чтобы жир ложился плотнее и не дрожал, как желе, придется поработать асфальтоукладчиком.
Илона почувствовала, как тепло из глубины живота разливается по телу, и, удивляясь самой себе, покраснела.
Она боролась только со вторым чебуреком — горячим, сочным и действительно огромным, а Глеб уже приканчивал четвертый.
— Мадам Чередеева, вы отстаете! Не отлынивать! А то будешь мне вечером чесать спину целых полчаса.
— Зато ты обгоняешь, — вздохнула Илона, запивая чебурек ледяным пивом. — Прежде чем стать мадам Чередеевой, мне надо еще развестись, а это будет ох как непросто.
— Почему? Если дело в барахле, отдай ему все, пусть подавится. У меня денег достаточно, и еще наработаю. На всех хватит: и на нас, и на Вику, и на наших детей…
— И на сенбернара, и на попугая, — подхватила Илона, сдувая с глаз светлые пряди. — Не в этом дело.
— А в чем?
— В Вике. Он ее так просто не отдаст. Война будет не на жизнь, а на смерть. Если честно, то я его боюсь. Правда, изо всех сил стараюсь, чтобы он этого не понял. Он ведь действительно псих. Настоящий, не в переносном смысле. Если почует, что боюсь, — сожрет. Как зверь.
— Значит так. Приедем — и будете жить у меня. Домой даже не суйся.
— А вещи?
— Не надо. Купишь все, что понадобится.
— Нет, Глеб, не получится, — упрямо замотала головой Илона. — Там и документы, и… Я постараюсь заехать, когда его дома не будет.
— Смотри, Илонка, тебе видней. Только я не знаю, что буду делать, если с тобой что-нибудь случится.
Он накрыл ее руку своей, большой и горячей, и облачко, набежавшее на солнце при упоминании о Свирине, растаяло.
— Если ты обязуешься как следует поработать асфальтоукладчиком, — улыбнулась она, — я, пожалуй, рискну съесть еще один… валенок.
— Ну что, все собрались? — начальник убойного отдела ГУВД полковник Павел Петрович Бобров оглядел своих «детишек» поверх очков. — Тогда начнем. Малинина ждать не будем, он у Хадоева в больнице.
Рассевшись вдоль длинного стола, оперативники уткнулись в свои записи, как школьники, которые выжидают, чья же фамилия первой остановит взгляд изучающего журнал учителя.
— Какая гадость все-таки на улице! Опять льет!.. Ну, кто первый? Нет желающих хвастаться успехами? Правильно, господа хорошие, особо хвастаться вам нечем. Баланс не в нашу пользу. Иван, прошу!