Анатомия страха
Шрифт:
– Неужели я сказал и об этом?
– потрясенно прошептал Свирин.
– Но ведь их убил Сиверцев.
– Вы сказали, что виноваты в этом. Ведь если бы вы с друзьями не поступили так с той девушкой, он не убил бы их и не стал бы преследовать вас.
– Да, наверно, вы правы… - Свирина можно было собрать тряпкой в ведро и вылить, настолько он раскис.
– Я признаю.
– Нет, Олег Михайлович, этого будет недостаточно. Поскольку все началось именно с той давней истории, просто признать вслух свою вину мало.
– Что же мне делать?
– Написанное слово более материально, чем сказанное. Когда вы пишете, вы вкладываете
– Вы хотите сказать, я должен написать?..
– Свирин взъерошил волосы и стал похож на старого бомжа - у него забрали станок, и он не брился уже несколько дней.
– Да, - Наталья достала из папки лист бумаги, ручку, протянула Свирину.
– Пишите: «Я, Свирин Олег Михайлович, признаю, что виновен в смерти Сергея Павловича Балаева и Геннадия Федоровича Калинкина». Написали? Число и подпись. Видите, вы же не написали: «я убил». «Виновен» не значит «я - убийца». «Вина» - это на самом деле значит «причина». Вы просто признали, что вы - причина их смерти, понимаете?
Олег смотрел на Наталью, вытаращив глаза и приоткрыв рот.
– Понимаете?
– снова спросила она.
– Да, - кивнул Олег.
Взяв у Свирина листок, Наталья усыпили его на двадцать минут и вышла из палаты. Спустилась на кухню, нашла Глеба и увела его к себе в кабинет. Прослушав запись, прочитав признание, он скептически усмехнулся:
– Наташа, зачем тебе это? Оправдаться в милиции? Да кто в это поверит? Он же псих!
– Запомни, солнышко, - Наталья спрятала кассету и листок в сумку, - лучшее вранье - это полуправда. Если хоть что-то из того, что он наплел, подтверждается фактами, поверят и всему остальному. В том числе и тому, что он убил Сергея и Генку. А я уверена, что он наследил, когда убивал Ирину.
– Ладно, тебе виднее, - махнул рукой Глеб.
– И… когда?
– Я тут кое-что придумала, - Наталья заглянула в шкаф и щелкнула скелет по желтому черепу.
– Не сама, правда, плагиат страшный, но, думаю, сработает. Когда, говоришь? В первую же дождливую ночь.
Дожди шли уже несколько дней, но Наталья была недовольна.
Нужен ливень. Настоящий потоп, говорила она. Лучше бы, конечно, гроза, но где ж ее взять в ноябре!
Глеб, посвященный в ее планы, с сомнением качал головой. Он считал, что Наталья слишком все усложняет.
– А если не получится?
– спрашивал он.
– Если он не захочет? Ты же сама говорила, что человека сложно заставить покончить с собой.
– Да не буду я его заставлять, - сердилась Наталья.
– Глеб, ты не понимаешь ни черта, все уже сделано!
С тех пор, как Наталья столкнулась у своего дома с Сиверцевым, она ни разу туда не возвращалась, ночевала у Глеба. А ведь надо было еще навещать Аллу с Викой, привозить им продукты. Алла не жаловалась, но было видно, что ей тяжело. Наталья как могла пыталась подбодрить ее, обещая, что скоро все будет позади. Она беспокоилась за Вику: девочка сильно кашляла. В доме было холодно. Электричество включали всего на несколько часов в день, а печка-буржуйка не справлялась с промозглой сыростью. О том, чтобы помыться, не было и речи. Наталья подстригла Аллу под мальчика, а Вику и вовсе почти наголо. «А то у вас тут бекасы заведутся», - сказала она. «Кто?» - не поняла Алла. «Вши».
– «Господи, Наташа, да откуда тут вши в такой холод?».
После обхода Наталья
– Да, - крикнула Наталья.
– Войдите!
– Наталья Николаевна, я к вам с просьбой, - в кабинет вкатился круглый, как шарик, Федор Иванович. Он наступил в растекшуюся лужу и чертыхнулся.
– Извините, вы не могли бы подежурить за меня ночью? Я понимаю, вам неудобно, надо здесь оставаться после смены или ехать домой, а потом снова возвращаться. Но я вас очень прошу. У меня жена болеет, боюсь ночью одну оставлять. Просил Анну Альбертовну, но она наотрез отказалась.
Наталья сделала вид, что колеблется.
– Ну хорошо, - ответила она наконец, тщательно скрывая радость.
Федор Иванович поцеловал ей руку, сказал, что с него «пряник» и выкатился колобком. Наталья освободила кабинет Марку Исааковичу и ушла к Альбине, предупредив Глеба: сегодня. Она почти не удивлялась, что все так совпало. Наверно, само небо за нее. Только бы дождь не кончился.
Но он и не думал кончаться, а припустил еще сильнее. Наконец все, кроме нее, Глеба и дежурной сестры Тани, разошлись по домам. Последним степенно погрузился в бежевый «фольксваген» Хахиашвили. Наталья навестила своих больных, под конец зашла к Свирину.
Олег лежал на кровати, не зажигая света.
– Кто?.. Кто там?
– сиплым шепотом спросил он.
– Это я, Олег Михайлович, - Наталья зажгла свет.
– Я сегодня дежурю вместо Федора Ивановича. Зашла узнать, как у вас дела.
– Не знаю. Мне плохо. Мне не становится лучше, - Свирин заплакал, громко и некрасиво. Отвесив мокрую губу, он размазывал слезы по небритым щекам.
– Потерпите. Еще немного, и вам будет легче. Разрешите, я руки у вас вымою, испачкалась где-то.
Олег не ответил. Наталья вошла в крохотную ванную и, брезгливо морщась, засунула в глотку унитаза туго свернутый тряпочный пыж. Ничего не поделаешь, приходится повторяться.
Она поднялась к себе. Глеб сидел на кушетке и пытался разгадывать кроссворд. Им оставалось только ждать. Ждать, когда Свирин пойдет в туалет и спустит воду.
Через час с небольшим раздался телефонный звонок.
– Наталья Николаевна, у Локи унитаз засорился, - сказала Таня.
– А я при чем?
– очень натурально возмутилась Наталья.
– Да он пытался там ковыряться, сантехник фигов, и вентиль сорвал. Вода хлещет.
– Ладно, не паникуй. Вызывай аварийку. А Глеб сейчас воду в подвале перекроет. Локи пока заберу к себе в кабинет. Ну, Глеб, с Богом, - добавила она, повесив трубку.
– Иди.
Скоро Глеб привел дрожащего мокрого Свирина и вышел.
– Присаживайтесь, Олег Михайлович, - Наталья кивнула на кушетку.
– Зачем же вы сами чинить полезли? Ладно, все исправим. Хотите, можете полежать, пока не починят и не вытрут.
Свирин лег на кушетку и задремал. Наталья сидела за столом и не сводила с него глаз. Дождь нужен был ей не только потому, что потолок протекал. В ненастье воля слабеет и человека становится на порядок более уязвимым и внушаемым.
В дверь заглянул Глеб.