Анатомия зла
Шрифт:
– Сэр, но такая операция стоит бешеных денег, а у меня их, как вы понимаете, нет.
– Не волнуйся, я все продумал. Все расходы я беру на себя. Трансплантация будет оформлена как научный эксперимент, на который ты дашь мне письменное согласие.
Санитар долго подавленно молчал. Он понял только одно: его жизнь в опасности.
– Доверься мне, и все будет О’кей, – обнадежил его Гроссе.
– Делайте все, что сочтете нужным, – опрометчиво согласился Джимми, – только спасите меня. Я не хочу умирать.
Обычно под эксперименты сотрудников
В последующие дни Гроссе не составило труда устроить "безнадежному больному" высокую температуру, а затем и иммитировать остановку сердца.
Мнимый родственник, подкупленный Гроссе, явился за "трупом" и, не дав согласия на вскрытие, перевез его в укромное место, где Гроссе собственноручно за несколько дней поставил покойника на ноги.
Воскреснув из мертвых, Джимми узнал от своего спасителя о риске, на который тот вынужден был ради него пойти, о бездомном пациенте из палаты бедняков, которого якобы умертвили, чтобы воспользоваться его сердцем и легкими для пересадки их в грудную клетку Джимми.
– Если эта история раскроется, – предупредил "спаситель", – обоим нам несдобровать.
Джимми был настолько потрясен и обескуражен, что лишился дара речи. Но почему, почему Гроссе пошел на убийство ради чужого ему человека, спрашивал себя бедняга, лежа на больничной койке. Ради чего, рисковал собственной карьерой? Чем он заслужил такое? И чем может окупить свой неоплатный долг, свое сомнительное счастье жить в ни на минуту не умолкающих угрызениях совести, в постоянном конфликте с самим собой. Ведь у него нет ничего за душой. Да и душа-то теперь принадлежит неизвестно кому.
Гроссе сам нашел способ расплаты за услуги. Способ одновременно и легкий, и до садизма жестокий. Для человека бедного предложение жить на полном обеспечении, в прекрасных, почти райских условиях – это что выиграть лотерею. Но необходимость на долгие годы отказаться от общения с людьми, от права обзавестись семьей – иметь любимую женщину, детей... он даже не предполагал, как это мучительно.
Так простачок-санитар не только выбыл из списка живых, но и сделался пожизненным должником Гроссе, его собственностью и косвенным сообщником.
Вспоминая то ужасное время, Джимми машинально теребил пальцами длинный жесткий рубец на своей груди. Этот чертов шрам изуродовал не только его тело, но и душу. Джимми без конца задавал себе один и тот же вопрос: как могло случиться, что он – мирный, безобидный человек, никогда никому не причинявший вреда, ради собственного спасения отнял жизнь у другого человека. Он не мог примириться сам с собой, не мог понять, где собственно он, а где тот – другой. Он дышит чужими легкими. В нем бьется чужое сердце! Люди приписывают сердцу все душевные порывы.
Каким он был, тот – другой? Добрым? Злым? Весельчаком или занудой? Щедрым или скупым? Свободным духом или снобом? Была ли у него любимая, родители, брат или сестра, кто оплакивал бы его после кончины. Джимми вслушивался в себя долгими бессонными ночами. Это стало его наваждением, постоянной, непрекращаемой пыткой, от которой он находил лишь одно спасение – в вине. Временами ему и вправду казалось, что он уже совсем не тот, что был прежде. Теперь в его оболочке живет два человека – убийца и жертва. Разве может он вернуться к людям с этой мукой, с этим постоянным страхом и чувством вины? Что если несчастная жертва, надсадно раздирая легкие – свои легкие! – закричит его голосом, обличая его в содеянном?
Белый бугристый шрам, когда-то наспех зашитый ассистентом Гроссе на "безнадежно больном" – немое свидетельство его преступления. И любой, кто увидит этот шрам, тотчас разгадает его тайну. Здесь, на вилле, понятие любой начиналось и кончалось Гроэром, но от этого Джимми не чувствовал себя спокойнее. Даже в самые жаркие дни он не снимал рубашки, никогда не плавал в бассейне, не обливался в саду водой.
– Джимми! Ты собираешься меня кормить, или решил уморить голодом? – недовольно-требовательный голос Гроэра вывел опекуна из глубокой задумчивости.
ГЛАВА 33
И вот осталась позади, проваливаясь в небесную бездну, огнедышащая Африка. Самолет, казалось, неподвижно завис над залитой океаном Землей, слившейся с небом в одно застывшее пространство.
Может и не существовало вовсе ни пирамид, ни песков Сахары? Может то был очередной ее сон? Галлюцинации измученной психики? Может вообще нет больше ничего, кроме плотной серой массы, впечатавшей в себя беспомощно жужжащий самолет? Может все, что произошло с ней, было миллионы лет назад? И кто-нибудь, большой и умный, разглядывает сейчас их самолет в лупу, как доисторическое насекомое в янтаре.
Нет, как не странно, окаменение еще не поразило сознание. Клара слышит ворчливый голос Гроссе.
– Я ожидал от поездки большего.
Клара не отвечает. Оцепенение все-таки сковывает ее.
– Так надеялся узреть то, что упускали до сих пор другие. Но мумии цепко держатся за свои тайны.
– Дались же тебе эти мерзкие мумии! – Странно, губы зашевелились помимо ее желания.
– Ты просто не в состоянии меня понять! Я изучил и исследовал все возможные варианты. Мои достижения в хирургии грандиозны. Но только на сегодняшний день. Завтра они покажутся примитивными, варварскими. Там, где в живую плоть, так высоко- и сложноорганизованную, что даже ядро обычной клетки способно воспроизводить весь организм, вонзается грубый нож, невозможно рассчитывать на полный успех. Нож – не метод и не сила, а порождение человеческой слабости. Рано или поздно медицина откажется от него. Я хочу быть первым.