…and action!
Шрифт:
Но как же иногда хочется взять кого-нибудь за горло и… не знаю.
Что меня останавливает? То, что я хороший? Почему же тогда эта мерзость периодически заползает в мои мозги?!
Ладно, я опять отвлекся…
Мы заехали во двор элитной одноподъездной кирпичной пятиэтажки, припарковались в стороне от охраняемой стоянки, в тени деревьев.
– Уже приехали? – спросил Серега, убавляя звук на магнитоле.
– Да. Здесь он и живет.
– А-а-а! – протянул Серега. – Сова, открывай, медведь пришел!
– Успокойся! – едва сдерживая смех, бросил я.
Дом неплохо
– Не шуми, – скомандовал я.
Я огляделся, оценивая обстановку, и, убедившись в отсутствии свидетелей, подался назад. На заднем сиденье лежала спортивная сумка. Молния на ней была чуть-чуть расстегнута, и из черноты на меня зловеще зыркнула линза объектива.
Черт!
– Не пугайся, она выключена, – вставил свои пять копеек Сергей.
Я вынул камеру, стараясь наводить ее в сторону. Внимательно оглядел устройство, нашел нужные кнопки. Конечно, это не простой «камкордер», которым могут снимать даже дети, но и ничего сложного нет. Я включил аппарат и осторожно навел объектив на пятиэтажку. Нашел в видоискателе крыльцо.
– Вставляет? – поинтересовался Серега.
Я посмотрел на него, пытаясь понять: он уже окончательно пьян и не соображает, что мы делаем, либо он меня просто подначивает?
– Отстань.
Скоро из подъезда выйдет Червяков. Он поедет в подпольное казино проигрывать выручку своих магазинов. Он никогда не нарушает устоявшийся за много лет график: позднее пробуждение, офис, переговоры, склад, поставки, домашний ужин и казино до трех утра. Затем немного сна в обнимку с любимой женой и с утра снова по тому же кругу.
Жирная сволочь. А не взять ли мне твое лицо крупным планом?
– Я пы-примерно представляю, что ты чувствуешь, – вставил Косилов. Он тянул сигаретку, прислонившись к окну. На губах его все еще играла улыбка, но в голосе появилось что-то демоническое. – Тебе кажется, что ты просто играешь, и сейчас ты, конечно, развернешь мы-машину и уедешь отсюда. Но на самом деле тебе хочется попробовать. Хочется, да?
Я молчал. Сукин сын попал в десятку, руки и ноги у меня тряслись от возбуждения.
– Знаю, что хочется. У меня тоже все зудело пару раз, когда я уже понимал, что могу это делать, но…
Он умолк. Эта скотина, закончившая тот же факультет, что и я, прекрасно знала, как давить на психику.
– Но?.. – заглотил я его крючок.
– …но гы… гы-гы… – Он аж вспотел.
– Рожай, Цицерон!..
– …Гырех на душу брать не стал… Фуф. И ты не станешь, потому что ты человек хороший. Сейчас ты посидишь, потискаешь эту штуку, а потом засунешь ее в сумку, развернешь машину и укатишь домой. А завтра начнешь обзванивать знакомых, которые могут одолжить тебе денег, а потом ты пойдешь за экспресс-кредитом, чтобы честно отдать свой долг милейшему парню Максиму Червякову. Ну, ты же умница!
– Да. Но у меня плохая кредитная история.
Я посмотрел на часы. Через несколько минут ожидается появление моего героя в секторе обстрела видеокамеры. Признаться,
Я хмыкнул.
Червяк появился на крыльце через минуту. Не сходя со ступенек, нажал на кнопку брелока, открывающую замки джипа, посмотрел в небо. Очевидно, кто-то позвонил ему, потому что он тут же вынул из кармана телефон и приложил его к уху. Начал кивать и что-то гневно выговаривать…
Я включил запись. Таймер в видоискателе камеры начал отсчитывать секунды. Я сразу нажал зуммер, и Червяк в кадре стал плавно увеличиваться в размерах. Я приблизил его максимально и смог увидеть недельную щетину на лице и царапину у правого уха. Макс лоснился и обильно потел – еще пару лет сытой жизни, и сердце откажется прокачивать этот огромный кусок теста.
Червяк прекратил разговор, сел в машину и завел двигатель. Съемка продолжалась. Я выключил камеру, только когда джип моего кредитора скрылся за углом. Бросив «Панасоник» обратно в сумку, я первым делом обернулся к Сереге. На лице у моего друга застыла странная гримаса – не то ужаса, не то восхищения.
Я почему-то вспомнил фразу, произнесенную персонажем Кевина Спейси в «Красоте по-американски»: «Кажется, ты только что стал моим кумиром».
– Вавилов, псих, отвези меня да-да-мой, – выдавил Серега… и начал смеяться.
Я смахнул пот со лба и, кажется, тоже хихикнул.
Жена уже легла, повернувшись спиной к моей половине кровати. Я стоял в проеме двери спальни и долго смотрел на нее. Спит или нет? Пожалуй, притворяется, потому что не проснуться от скрипа нашей входной калитки невозможно. Тем более человеку с таким чутким сном, как у нее.
– Свет, ты спишь? – спросил я тихо.
Никакой реакции.
– Свет!
Тишина. Только тюлевая занавеска дрогнула от сквозняка.
Иногда, когда я вижу ее спящей – такой забавной, губастенькой, помятой – во мне что-то просыпается. Я начинаю думать, что все-таки можно всю жизнь любить одну женщину и испытывать к ней определенный интерес. Можно. Но такие моменты коротки, до слез коротки.
Я выключил свет в коридоре, оставив спальню во тьме, и отправился принимать душ. Там я возился минут пятнадцать – никак не хотел выползать из-под теплых струй. Когда закончил и выходил из ванной, вытирая голову полотенцем, увидел в полумраке спальни два сверкающих глаза.
Я чуть не заорал!
Светка, натянув одеяло до подбородка, смотрела на меня с ненавистью… и печалью.
Утром мы с ней не разговаривали. Я плохо спал, до четырех часов ворочаясь на диване в своем кабинете, а Светка, судя по выражению лица, отдохнула как следует (мне тогда даже в голову не пришло, что она не видела меня почти двое суток и сильно перенервничала). Она не смотрела на меня, сидела напротив и небрежно поглощала бутерброды. Даже на мое будничное «привет» она никак не отреагировала.