Андалузская шаль и другие рассказы
Шрифт:
— Ты снимешь с меня одежду? — спросила она, краснея и не смея вздохнуть.
— Да, — ответил он, оглядывая ее с восхищением. Щеки его порозовели. Похоже, юноша был отлично знаком со всеми петлями и крючками на платье Антонии, так быстро он справился с ними. Он смеялся над ее черными одеждами, но, когда дошел до рубашки, не мог сдержать восторга. — Какая красивая! — сказал он с улыбкой — И к тому же с вышивкой! Это колокольчики?
— Нет, это лилии святого Антония, — пояснила девушка.
— И правда, лилии. А кто их вышил?
Она с гордостью ответила, что мастерица — сестра Мария Лючилла. Юноша
— Какой срам, — сказал он осуждающе. — Монахиня шьет девушкам рубашки! — И добавил строго: — Сестра должна шить ризы.
Антония, пристыженная, замолчала, но юноша, казалось, уже забыл о своем упреке и нежно посмотрел на нее:
— Как ты прекрасна!
Антония опустила голову и прошептала:
— У меня уже есть грудь.
Он смотрел на нее, словно боясь причинить ей вред, касался ее кос, осторожно проводил пальцем по ступне и, смущенный, повторял едва слышно и взволнованно:
— Какая ты нежная и белая! А теперь мне тоже надо раздеться? — спросил он, краснея от робости.
— Да, если хочешь, — ответила она тихо и предложила: — Может быть, я отвернусь? Постою у окна.
Она отошла к окну и встала на мыски, больше не стыдясь своей наготы, а даже радуясь ей, радуясь своему нежному, хрупкому телу. За окном лежала пустынная долина, залитая далеким, таинственным сиянием, и Антония отражалась в стекле, в этой зеленой ночи, как тростинка в реке. Глядя на горы, замыкающие долину, она увидела одинокий замок на вершине, с башнями, увенчанными длинными шпилями, и заметила, что на его стены и окна уже ложатся отблески зари. Вдруг, точно гимн восходящему солнцу, со всех сторон донеслось хлопанье крыльев — наверное, это ласточки летали вокруг своих гнезд. Исчез город, исчезли дома, и изумление Антонии было так велико, что она чуть не упала на колени.
— Что это за дворец? — спросила она едва слышно, не отрывая глаз от прекрасных башен. — А может, это церковь? Или собор?
— Это не церковь, — ответил юноша резко, хриплым голосом, который, казалось, исходит из-под земли.
Испуганная, Антония спросила еще тише:
— Это ласточки бьют крыльями? И эти птицы… золотые?
— Это не ласточки, — поспешно ответил он, будто рассердившись.
С трудом передвигая ноги, он подошел к Антонии, растерянно посмотрел в окно, и лицо его исказил ужас: оно пылало безумием, во взгляде погасла всякая надежда. Затем юноша через силу отвел глаза — то, что он увидел, казалось, причиняло ему боль и вызывало отвращение; он потупился. И принялся метаться по комнате, будто птица, что томится в тесной клетке.
— Не говори мне про это! — воскликнул он, внезапно замер и с ненавистью посмотрел на Антонию. — Ты что, вообще не умеешь молчать?
Девушку охватили страх и смущение, ей хотелось спрятаться, забиться в угол, скрыться в темноте, она пыталась прикрыть свою наготу руками, так ей стало вдруг стыдно за свое тело.
— Я больше ничего не скажу, — прошептала она кротко. — Если хочешь, я буду молча сидеть в углу. Только разреши мне остаться.
Он покачал головой, продолжая раздеваться, и старался не смотреть в окно. Глаза Антонии расширились от восхищения.
— Как ты молод! — изумилась она.
Его тело было гладким, светлым, гибким и в мягком ночном свете походило на цветок в озерной
— Так, значит, ты… — выдохнула Антония в испуге, но он оборвал ее:
— Молчи!
И, вскрикнув испуганно и по-детски, он бросился в темный угол комнаты. Антония снова принялась корить себя, ей стало совестно.
— Прости, — пролепетала она.
Юноша несмело приблизился к ней с ласковой улыбкой и взял девушку за руку.
— Хочешь, ляжем спать? — предложил он неуверенно. — Ты хочешь… спать?
— Да, — сказала она.
Они легли. Антония прильнула к нему, словно ища защиты; аромат его кожи пьянил ее. Тело юноши пахло детством, и цветущим садом, и нежными ростками, едва пробившимися из земли. Прижимаясь к его груди, Антония вдыхала этот тонкий, чарующий запах.
— Мне так нравится лежать рядом с тобой, уткнувшись в твое плечо, — сказала Антония с робким вздохом. — Ты пахнешь лучше, чем цветы. Я и не думала, что на свете есть такой запах. Япосплю немного, ладно? — И она положила голову ему на грудь.
— Поспи! — сказал он. — Или притворись, что спишь, а я буду тебя целовать. Притворись, что ты уснула и ничего не чувствуешь.
Антония закрыла глаза, замерла и позволила чужим горячим губам коснуться своего лица. Юношу била дрожь. Иногда он отрывал губы — наверное, чтобы полюбоваться ею, и смеялся ласково, тихо. Но стоило девушке приоткрыть глаза, как он неодобрительно качал головой и уговаривал ее спать. Антония лежала и чувствовала, что прикосновения становятся все слабее, наконец они стали почти неощутимы и сродни легкому дыханию, а потом и вовсе иссякли. Она осмелилась открыть глаза и увидела, что юноша уснул. Его лицо, моложе которого не было в мире, на свету выглядело изможденным и бледным. Упрямство и огонь непомерной гордыни отступили перед усталостью и безутешным горем. Юноша напоминал светлячка, который внезапно потух и со слепым отчаянием мечется во тьме.
Антония вглядывалась в его лицо, пораженная случившейся переменой, изучала каждую морщинку. Затем, опомнившись, она молча слезла с кровати, подошла к окну и, стараясь не глядеть наружу, плотно закрыла ставни. Она на цыпочках кружила по комнате, собирая разбросанную одежду, и бережно складывала ее на стуле. Антония уже собиралась скользнуть под одеяло, как вдруг забеспокоилась. Почему ее друг хотел, чтобы она спала? Может быть, он желал тайно, среди ночи, подняться и оставить ее навсегда? И тогда она, проснувшись, снова осталась бы одна, как прежде.
С озорной улыбкой Антония взяла конец ленты, что была вплетена в ее косы, и привязала к недвижному запястью юноши — теперь она проснется от любого его движения. Антония успокоилась и забылась сладким сном, она спускалась в глубины того сна, точно по крутой, головокружительной, вращающейся лестнице. А внизу, у подножия, сидела сестра Мария Лючилла и горько плакала, роняя крупные, тяжелые, словно виноградины, слезы. И вышивала ризы.
Тайная игра
Перевод Д. Литвинова