Андреевский кавалер
Шрифт:
Рассказывал Казаков и такую историю: как-то пригласил он Моргулевича в гости и попросил мать сделать жаркое из конины, которую сосед не мог терпеть. Ну а когда пообедали и Самсон Моргулевич стал благодарить соседку за отлично изжаренную говядину, Федор Федорович и скажи ему, что это была конина. Моргулевич пулей выскочил из-за стола, зажав рот ладонью.
Тоню не смешили истории гостя, хотя он и рассказывал с юмором. Видя это, Казаков становился грустным.
Как-то Андрей Иванович сказал дочери, что Казаков был бы неплохим для нее мужем и отцом ее детей, вон какой внимательный и заботливый: что не придет в дом – обязательно гостинцев принесет и Вадиму, и Гале.
– Ты никак хочешь замуж меня выдать за… Костыля? – удивилась
– Костыля-я… – передразнил ее отец. – Лучший мастер на всю округу, ты погляди, сколько ему грамот надавали! Осенью вон единогласно избрали на станции секретарем партийной организации. Казаков – это голова! За такого надо обеими руками схватиться! А она еще нос воротит, грёб твою шлёп! Кому ты нужна с двумя ребятишками?
Откуда было Андрею Ивановичу знать, что за Тоней ухаживали и начальник военторга, и до сего времени не женившийся Алексей Офицеров, которого год назад выбрали председателем поселкового Совета вместо сильно захворавшего Леонтия Сидоровича Никифорова. Алексею нравились все сестры Абросимовы: сначала вздыхал по Варваре, потом по Алене, а теперь вот на Тоню с интересом поглядывает. Да и не только поглядывает, как-то встретив ее на улице, завел разговор, что вот он, одинокий, мается и она теперь одна… Тоня тогда отделалась шуткой. Человек он хороший, хотя на вид суровый и грубоватый. А вот выбрали председателем единогласно. И дело ведет толково, люди уходят от него довольные, когда может, всегда окажет помощь. Но не люб он Тоне, как не был люб Варваре и Алене. Да что у него свет клином сошелся на сестрах Абросимовых?..
Тоня ответила отцу, что ни за кого замуж не собирается, слава богу, узнала, что это за счастье! Проживет одна и детей поставит на ноги…
– Дура ты, дура! – качал головой Андрей Иванович. – Слыхано ли дело – поднять одной на ноги двоих? А тут такой человек сохнет по ней!
– Не выгонишь ведь ты меня из дома?
– Выгоню! – пригрозил отец. – Попробуй только отказать Казакову, ежели посватается. В три шеи выгоню, грёб твою шлёп!
Конечно, все это он говорил несерьезно, но упрямство дочери сердило его: подвернулся подходящий жених, а в том, что у Казакова самые серьезные намерения, Абросимов не сомневался, – ну и, как говорится, лови, баба, свое счастье! Такими женихами нерожалые девки не кидаются, вон пожила с красивым да веселым… Да еще от алиментов наотрез отказывается. Будто много зарабатывает на своем коммутаторе. Конечно, отец, мать не дадут пропасть, Ефимья Андреевна и покормит вовремя, и постирает. Галя все больше при доме, уже помогает по хозяйству, а Вадик так и норовит из дома, без отца все больше волю берет. В школе на него учителя жалуются, учится, говорят, хорошо, но с дисциплиной никуда не годится, два раза выгоняли из класса… Понимала бы, дуреха, что мальчишке в этом возрасте крепкая мужская рука нужна!
Про себя Андрей Иванович решил, что это, пожалуй, самый чувствительный пункт, надо будет почаще Тоне на это кивать…
Они пили чай вприкуску, Федор Федорович сосредоточенно смотрел в свою кружку, светлые брови его двигались, двигался и кадык на худой длинной шее. Абросимов понимал, что должен состояться серьезный разговор, не чай же пить сюда пришел мастер?
Круглое пятнышко, которое он выдул на стекле своим дыханием, снова затянула изморозь, за дверью негромко завывала вьюга. Как бы не намело сугробы на пути, тогда надо пускать на линию снегоочиститель.
– Вот какое дело, Андрей Иванович, – трудно начал Казаков внезапно осевшим голосом. – Я хочу сделать Тоне предложение.
– Значит, надумал? – сказал Андрей Иванович, в душе обрадованный таким оборотом дела. – Бобылем-то оно, конечно, тоже не сладко.
– Я знаю, она любит Кузнецова, – хмуро продолжал Казаков. – Но это пройдет.
– Любит! – хмыкнул Абросимов. – Намедни приезжал, так забрала ребятишек и из дома ушла… – Он решил набить дочери цену и прибавил: – Он, Ванька-то, ее без памяти
– Вот это меня больше всего и беспокоит, – сказал Федор Федорович. – Он ведь не угомонится, будет ездить, Тоню волновать и ребят…
– А ты, Федя, хорошо подумал? – впервые назвал мастера по имени Андрей Иванович. – Все таки двое ребят!
– Я их усыновлю, – как уже о решенном для себя, заметил Казаков.
– Я разве против? – развел руками Абросимов. – И старуха моя будет рада… – Он хитро усмехнулся: – Скажу тебе, Федя, по секрету: моя Ефимья никогда не любила Ивана.
– Но, если Тоня мне откажет… – Казаков еще больше помрачнел, – я переведусь отсюда в другое место. Не будет мне здесь житья.
– Как это откажет? – встрепенулся Андрей Иванович, сердито сдвинул косматые брови и стукнул кулаком по столу: – Батька я ей аль нет, грёб твою шлёп?! Да я ее, дуреху, самолично за руку поволоку под венец. – Он запнулся. – Ты ведь партейный, небось в церкви венчаться не станешь?
– Не стану, – улыбнулся Казаков.
– Не посмеет мне перечить, – уже спокойно заметил Андрей Иванович. – Лучшего мужа я своей Тоньке и не мыслю… А с ей-то ты говорил?
– Я решил сначала с вами.
– Пойдет она за тебя, никуда не денется, – сказал Андрей Иванович и, пытливо заглянув Казакову в голубые глаза, полюбопытствовал: – А скажи, Федя, по совести, чего это ты на Тоньке остановился? Кругом столько молоденьких девок, и без приплоду к тому ж.
– Люблю я ее. – Федор Федорович не отвел глаза. – И для ее детей отцом стану.
– Будут у вас еще и свои дети, – сказал Андрей Иванович.
– Я сегодня же с ней поговорю, – поднялся с табуретки Казаков и головой почти уперся в потолок. – Сейчас же.
– Она на работе.
– Я ее встречу, – сказал он и, крепко пожав будущему тестю руку, поспешно вышел из будки.
Андрей Иванович убрал в тумбочку у окна кружки, сахар, подкинул в печку дров и, присев на корточки, уставился в огонь. Березовые чурки сразу занялись на красных углях, отслаиваясь, затрещала белая в черных крапинках кора. Пузырчатая капля выступила на полене, зашипела и испарилась.
Давно ждал он этого разговора… Казаков со всех сторон был положительным человеком: не пил, честность его была всем известна, ни на какие приписки на ремонтно-путевых работах он не шел, у начальства тоже был на самом лучшем счету – без всякого сомнения Федор Федорович будет и впредь продвигаться по службе. Единственный у него свет вокошке – это Тоня. В поселке уже давно поговаривают, что быть новой свадьбе у Абросимовых. Костыль-то так и крутится возле их дома! Сколько конфет для Тониных ребятишек в сельпо перебрал… И вот все к этому идет. Если с Тонькой сговорятся, то нужно будет в конце апреля и свадьбу сыграть. Расходов больших не предвидится: вторая свадьба, понятно, должна быть скромнее. Слышал Андрей Иванович, что мать Казакова Прасковья не одобряет выбор сына, но тут уж ничего не поделаешь.
Сообразив, что Тоня может все испортить, – характер у нее оё-ёй! – Андрей Иванович решил соединиться по селектору с дежурным по станции, попросить на полчаса подмену и потолковать с дочерью. Он уже прикидывал, какие выгоды сулит ему родство с Казаковым…
Впрочем, поразмыслив, со вздохом решил, что от милейшего зятька Феди вряд ли стоит ожидать поблажки: слишком он правильный и принципиальный. Виноват – отвечай, а сват ты ему или брат – это не имеет значения. В этом смысле ему с зятьями не везло: никакого проку не было от Ивана Кузнецова, хотя куда тебе начальник! Правда, Дерюгин нет-нет и постарается для тестя: по весне всякий раз распорядится, чтобы с конюшен лошадиного навоза для огорода подвезли, в прошлом году по просьбе Андрея Ивановича подкинул с базы пустых цинковых коробок из-под патронов. Полный грузовик. И еще обещал. Расплющенными по наварным швам коробками можно крышу дома крыть. Дранка-то прохудилась местами. Один скат Андрей Иванович уже покрыл.