Андреевское братство [= Право на смерть]

Звягинцев Василий Дмитриевич

Обернувшись, она пронзила меня сердитым взглядом. Я молча сел напротив, ткнул пальцем в кнопку музыкального синтезатора, сцепил на колене руки и стал ждать, что она скажет.

Так же молча Алла повернулась и направилась в ванную подчеркнуто вызывающей походкой. Но без высоких каблуков это получалось у нее не слишком убедительно.

Испытывая мое терпение, она не возвращалась около получаса. А потом, успокоенная контрастным душем, лишенная грима, украшений и прочих придающих женщине уверенность аксессуаров, утратила и большую часть агрессивности.

Кутаясь

в лиловый пушистый халат, она опустилась на ковер рядом со мной.

— Ну и как? — я провел ладонью по ее влажным волосам.

— Твой Майкл, должна сообщить, вполне законченная свинья, — она положила голову мне на колено. — Когда ты ушел, он казался почти трезвым, и мы поначалу беседовали нормально. Однако, очевидно, для храбрости, он все время добавлял, коньяк и вино вперемешку, и быстро поплыл. Изощрялся в комплиментах моему уму, образованию и воспитанию, стал выяснять родословную, потащил в библиотеку, и в толстенных геральдических справочниках мы долго искали общих предков, начиная с четырнадцатого века, только мне все время приходилось стряхивать его руки с разных частей тела. Между прочим, выяснилось, что по матери я близкая родственница королей из династии Арпадов…

Ценное открытие, жаль только, что эта династия сошла со сцены лет 700 назад. Постепенно он отбросил всю эту дипломатию и принялся впрямую расхваливать мои ноги, плечи и прочие стати. Он, мол, всю жизнь поклоняется женской красоте и вот на старости лет встретил наконец долгожданный идеал…

— С ним можно согласиться, — искренне сказал я, поглаживая ее шею под шалевым воротником халата.

— Подожди, дальше еще интереснее… Он сказал, что не простит себе и мне, разумеется, если его холл не украсит моя статуя…

— Ого!

— Что значит «ого»? Он объяснял, что всяких фото, стерео и голограмм у любого извращенца сколько угодно, а вот мраморное изваяние дамы сердца — это «хай класс»…

— Теперь ты, значит, дама сердца? Поздравляю…

— Отчего бы нет? Не содержанка же…

— Ну и дальше?

— И дальше все было нормально. Он установил видеосканер, и я попозировала. Ты же сам велел занять его поосновательней. Я не сразу согласилась, поломалась, сколько требовали приличия, а потом уступила. В конце концов на пляже раздеваюсь, и ничего… Исключительно в интересах эстетики. У него там программа «Фидий» заложена… Чем я хуже Афродиты Таврической?

— А почему сразу не Милосской?

— Что ж я, по-твоему, такая толстая? А Таврическая — в самый раз…

— Пожалуй, — согласился я. Фигуры у них и вправду схожи. Но как представил ее позирование и рожу Панина при этом… А также, что он теперь будет рассматривать ее каждый день, хвастаться перед гостями и делиться живописными подробностями… Или вообще сделает не мраморную статую, а муляж из подходящего материала.

Она почувствовала мое настроение.

— Успокойся, больше ничего не было. А утром он пообещал, что закажет подходящую глыбу мрамора, и я тогда стану бессмертной…

«Не многовато ли бессмертных на мою голову?» — чуть не спросил я вслух. Но сдержался.

— И что дальше? — насчет колье для меня оставалась

тревожная неясность.

— Дальше он стал рассказывать, какой он богатый и удачливый, и я не пожалею, если выйду за него замуж. Обещал очень выгодный контракт. Три жены у него уже было, но я — совсем другая. И наследников у него нет…

— Вполне солидное предложение…

Она пропустила мое замечание мимо ушей, и это мне тоже не слишком понравилось.

Хотя, казалось бы, обнимая пока что принадлежавшую тебе женщину, нелогично расстраиваться по поводу того, что у других она вызывает аналогичные чувства. Иначе придется признать правоту древнего грека, заявившего: «Истинно целомудренна лишь та, которую никто не пожелал».

— И вот тут он решил наконец закрепить свой предполагаемый успех. Поскольку выпил больше, чем мог, хотя и меньше, чем хотел, он вообразил, что моя художественная обнаженность предполагает и допускает остальное. Справиться с ним оказалось нетрудно. Потом он никак не хотел подниматься с колен, прося прощения и заверяя, что я его неправильно поняла. А что тут понимать? Я не знала, успел ли ты сделать все, что собирался, и приняла его извинения вместе с бабушкиным колье… Правда, в наказание оделась. Пока язык у него еще ворочался, он объяснял, какой он одинокий, и если я скрашу его одиночество, благодарность его не будет иметь границ… Чтобы его осадить, я спросила, как быть с тобой?

«Неужели?» — подумал я.

— Он сказал, что ты его друг, но роли это не играет. Раз я тебе не жена, он имеет право участвовать в честной борьбе. Пусть победит достойнейший. Но если ты проиграешь, он тебя не обидит. Например, подарит тебе свою нью-йоркскую контору вместе с клиентурой. И ты тоже станешь миллионером. И никто ведь не помешает тебе, если сумеешь отбить меня обратно…

— Майкл действительно благородный парень. Не часто встретишь… А про ЭТО он ничего не говорил?

— Ни слова. Ты все сделал, как хотел?

— Все нормально. Кристалл с записью в надежном месте. Но это так, на всякий случай. Да, может, и ерунда все. Мания преследования. Предложения мне тоже поступили вполне солидные. Не хуже, чем тебе. Если выйдет, оба миллионерами станем, даже без замужества… Однако хватит о делах, сколько можно? Вон, уже светать начинает. Пошли спать…

— Пошли, — она истолковала мое предложение в известном смысле и уточнила: — Ты к себе, я к себе. Хватит на сегодня сильных ощущений…

…За поздним завтраком Майкл выглядел сильно помятым и угнетенным как физически, так и морально. И на меня старался не смотреть.

Впрочем, допускаю, что душевные терзания тут ни при чем, а виной всему банальная адреналиновая тоска с похмелья. Национального лекарства у Панина в хозяйстве не нашлось, лечился он космополитическим пивом, которое вскоре оказало нужный эффект.

Разговаривать нам пока было не о чем, а за ночь западный ветер и сюда пригнал дождевые тучи, в аллеях сгустился сероватый туман, так что бассейн уже не манил своей голубизной и прохладой, и я попросил у Майкла машину, чтобы прокатиться в город.