Андреевское братство [= Право на смерть]

Звягинцев Василий Дмитриевич

Глава 2

Автопилот привел меня на Балчуг. К двери полуподвала, откуда вырывались соблазнительные запахи, а жестяная вывеска сообщала, что здесь находится «Настоящий кавказский духан „Остановись, голубчикъ“».

Под низкими сводами было прохладно и тихо, грубые деревянные столы тщательно выскоблены, каменный пол посыпан опилками. И почти безлюдно. Два угловых стола заняты постоянными клиентами, играющими в нарды, остальные свободны.

Духанщик Резо, с которым мы были знакомы уже лет десять, но так, полуофициально, встретил меня без удивления, дежурной шуткой:

— Здравствуй!

Что давно не заходил? Денег не было? — Профессионально рассмеялся, положил на стойку жилистые руки. На правом запястье просвечивала сквозь густую шерсть крупнозвенная золотая цепь.

— Что кушать будешь? Вино хорошее привезли. «Хванчкару» хочешь? Или «Цоликаури»?

Сегодня у меня не было настроения поддерживать национальный колорит.

— Смотри сам, Резо. Я у тебя в гостях…

Немаловажным достоинством Резо и его заведения было то, что в нем проводили время личности, как правило, сомнительные, и навязываться клиенту, хоть с разговорами, хоть с услугами, считалось дурным тоном. Оттого я и любил сюда ходить. Меня здесь считали своим и, хоть наверняка знали обо мне все, что требуется, любезно поддерживали иллюзию моего инкогнито.

В свою очередь я соглашался верить, что экзотический духан с натуральными кавказскими винами и закусками может быть рентабельным, всегда оставаясь практически пустым.

Я сел под забранным решеткой окном, напротив телевизора. Кстати, тоже местная достопримечательность. Древний аппарат с плоским экраном в громадном полированном ящике. Резо им очень гордится и всем желающим сообщает, что дед его деда купил это чудо на Дезертирском рынке в Тифлисе в 1923 году. Вполне можно допустить. Но самое поразительное, что телевизор работал! Сколько технической смекалки пришлось приложить предкам, чтобы добиться преобразования трехмерного объекта в двухмерное изображение…

Как раз сейчас на экране шел экстренный выпуск новостей и показывали кадры, снятые на месте катастрофы. Выглядело все еще страшнее, чем в натуре, потому что подробно и крупными планами. «Из пятидесяти двух пассажиров остались в живых семь…»

— Восемь… — машинально уточнил я.

Резо, как раз ставивший на стол запотевший глиняный кувшин, посмотрел на меня как-то слишком внимательно.

— Лобио есть будешь? — спросил он.

— Все буду, и лобио, и сациви, и шашлык. Год настоящей пищи не ел…

Из духана я еще раз позвонил Алле, и опять она не ответила. А больше мне никого не хотелось видеть сегодня — ни друзей, ни главного редактора.

И я вновь, не торопясь, брел по улицам и переулкам, освещенным предвечерним светом, одновременно и расстроенный, и умиротворенный. Когда некуда спешить, никто нигде тебя не ждет, прошлые заботы недействительны, а будущих еще нет, чувствуешь себя не как обычно. Прибавьте к сему, что вечер этот — после возвращения первый, а жизнь, можно сказать, и вторая. Потому что если я раньше и избегал смерти, то далеко не так наглядно.

Через Красную площадь я вышел на Никольскую, потом через Мясницкую к бульварам. И хоть старался думать только о приятном — не получалось. Опять вспомнился старик-архитектор, царство ему небесное. Хотя, может быть, как раз он и уцелел. Судьба любит такие шутки.

С его точки зрения, все это возвращение к стилю

далекого прошлого, реставрация и реконструкция центра города — недопустимая измена идеалам и принципам. Теориям Корбюзье и Нимейера. А мне — в самый раз. Как и тем миллионам туристов, что съезжаются сюда со всех концов света, чтобы окунуться в неподдельную атмосферу «серебряного века». Между прочим, туризм приносит городу прибыль во много раз большую, чем вся бывшая тяжелая и легкая промышленность, вместе взятые. Не считая тех сумм, что оседают в бесчисленных ресторанах, трактирах, театрах, кабаре и казино…

Я был очень рад, когда удалось снять квартиру здесь, на Сретенском бульваре, в самом сердце московской богемной жизни. С поправкой на местный колорит можно считать, что живу я на самом что ни на есть Монмартре пополам с Пикадилли. Не зря прямо под моими окнами соорудили пятизвездочный отель «Славянская беседа».

Переулок круто сломался, открывая вид на трехэтажный ампирный особняк под зеленой шатровой крышей. Когда я улетал, в нем помещался Охотничий клуб, а сейчас его перестраивали. Окна без рам зияли чернотой, легкая переносная ограда пересекала тротуар и половину мостовой. Но работы на сегодня закончены, вокруг — ни души. Время такое — для кого-то уже поздно здесь ходить, кому-то еще рано.

Лучи закатного солнца, бьющие в спину, окрашивали все вокруг в дымно-розовый цвет. Я уже миновал стройплощадку, задержался на минуту перед афишной тумбой, заклеенной рекламой близлежащих увеселительных заведений. Сделал шаг, чтобы вернуться на тротуар, и — совершенно рефлекторно, не успев ничего подумать и понять, — бросился ничком на брусчатку. Не помню, на что я так четко среагировал — на шелест рассекаемого воздуха за спиной или на мелькнувшую тень. Главное — я успел! Упав, я перекатился на бок, и в ту же секунду в полуметре надо мной пронеслась гибкая лапа строительного крана-манипулятора. С зажатым в ней пучком чугунных труб!

Словно взмах косы смерти. Порыв ветра, свист, и я, оттолкнувшись руками и ногами сразу, метнулся, словно вратарь за мячом в правый нижний угол, перелетел наискось пятиметровое расстояние до забора, одним рывком перевалился через него, кулем плюхнулся на землю.

От второго мощного удара пластик забора с треском лопнул. Но и тут мне повезло. Трубы заклинило между стойками ограды. На четвереньках я вбежал в открытое парадное, проскочил дом насквозь, со скоростью преследуемого собакой кота вспрыгнул на штабель досок и с него, рискуя сломать ноги или шею, — вниз, в соседний, еще более узкий и глухой переулок.

Окончательно я счел себя в безопасности и приобрел способность действовать осмысленно только на бульваре. Оглянулся. За мной никто не гнался, и крыша особняка с прозрачным куполом кабинки крановщика-оператора над нею отсюда была не видна.

Я попытался вспомнить, был ли в ней кто-нибудь или автоматика сработала самостоятельно? И не мог. Начисто выпало. Цвет кровли помню, даже диаметр труб, которыми меня чуть не убило, а самого главного не приметил.

До дверей моего подъезда было совсем близко, однако преодолевал я эти полсотни метров в три приема, ожидая чего угодно — выстрела в спину, внезапно вылетевшего из-за угла автомобиля, даже прямого попадания метеорита, если угодно.