Андрей Беспамятный - Кастинг Ивана Грозного
Шрифт:
Еще день пути — и впереди обнаружился волок. Покрытые толстым слоем снега темные холодные мазанки с ребрами жердей вместо кровли, трое больших салазок, на коих вытягивались из реки тяжелые торговые ладьи — уходящие в белую степь дубовые рельсы с пазами под катки. Все казалось мертвым, брошенным людьми еще годы назад. Однако Матях был совершенно уверен, что к тому дню, когда сюда по весне прибудет первый корабль, а купец достанет из сундука тяжелый мешочек с серебром для платы за переволок — здесь его уже будут ждать десятки, если не сотни трудолюбивых рабочих.
— Привал, — разрешил подъехавший к передовому отряду Илья Федотович, впервые остановив движение обоза до
Стрельцы, поднявшись со льда на прибрежный взгорок, принялись ставить гуляй-город, Трифон, повернув скакуна, помчался назад, к обозу, предупредить, чтобы дровами запаслись. Где-то версту назад головной полк миновал небольшую рощицу — кроме как в ней, в здешних степях топливо брать было негде. Ефрем и Прохор под командой Касьяна раскидывали шатер. Точнее — палатку, поскольку на богатый татарский или османский шатер, укрываемый коврами, кошмой или хотя бы лосиными шкурами, украшенный шелком и бархатом, утепленный верблюжьим войлоком, Умильный, в предчувствии близких расходов, тратиться не стал, обойдясь куском белой парусины из нищей Европы. Восемь шестов, рулон ткани — вот и весь дом. Холопы внесли ковры, расстелили на земле. Поставили два сундука, прикрыв их английским сукном, разложили в правом углу складень. Внесли седла походных коней — никакой иной мебелью Илья Федотович запастись не смог.
Боярин вошел в палатку и остановился, наблюдая, как Прохор, раскочегарив набитый снегом самовар, нарезает и бросает туда намертво застывший мед. Ситцевый мешочек с пряностями — имбирем, гвоздикой, шафраном, корицей, перцем — уже лежал внутри.
— Ну, скоро?
— Батюшка, дык зима на дворе! Токмо разгорелось все…
— Ох, гляди, выставишь меня невежей, — покачал головой Илья Федотович и повернулся к Касьяну: — Созывай бояр нижегородских. Скажи, воевода требует. И со снедью поторопи. Угостить я гостей обязан, коли зову.
По счастью, бояре стали собираться только через пару часов, когда под защиту гуляй-города заполз длинный обоз. К этому времени не только самовар успел хорошенько прокипятиться, но и прожарилось над углями жаровни сочное, с прослойками жира мясо домашнего кабанчика, нарезанное на ломти и щедро обсыпанное солью с перцем.
Боярин Умильный, сняв налатник и кинув на плечи, поверх байданы, соболью шубу, сидел на сундуке. Матях, волей судьбы оказавшийся кем-то средним между адъютантом и начальником отряда личных телохранителей, встал рядом. Прочие командиры крупных и мелких отрядов, поклонившись воеводе, рассаживались на седлах и с вежливым поклоном принимали от холопа ковш горячего ароматного напитка.
— Я созвал вас, бояре, — начал Умильный, убедившись, что в палатке собрались все самые богатые помещики, — дабы обрадовать благой вестью. С этого дня и с этого часа начинаем мы исполнять желание государя нашего Иоанна Васильевича, коий мир в здешние степи принести желает. А для достижения мира путь есть токмо один: мирных татар от станичников и советчиков дурных потребно оградить, глупых ногайцев, что воли государевой не принимают — истребить. Отныне мы пойдем по Уралу главной ратью, готовые ворога нечестивого встретить. А дабы не скрылся он в снегах широких, проверять станем окрестные степи от реки на один конный переход. Между Волгой и Уралом переходов всего два, а посему всяк, здесь обитающий, либо нам, либо разъездам дьяка Даниила Федотовича попасться должен.
— Лепо, — зашевелились бояре. — Верно затеяно.
— Отныне полк головной, Петра Ховрина, увеличиваю до двух тысяч детей боярских, передавая ему все ополчение, окромя ветлужского, керженецкого и арзамасского. Идти он станет со мной и стрельцами по
— Не бывать такому! — неожиданно вскочил один из витязей, в сверкающих пластинах которого заплясали десятки отражений трех освещающих палатку свечей. — Никогда Уваровы под Варнавиными не ходили и ходить не станут! Их земли хоть и богаты, да род всего шесть колен считает!
— Мои шесть колен супротив твоих дорогого стоят! — поднялся другой боярин, лет сорока, с лопатообразной черной бородой, среди волосков которой блестели капельки талой воды. — Деда моего в Ливонском походе сам Иван Грозный [143] ополчением нижегородским командовать поставил!
143
Следует помнить, что дед Ивана IV, Иван III, был тоже Иваном Васильевичем, имел ту же биографию, то же прозвище и провел те же походы, что и внук. Прямо клоны, а не цари…
— Потому их тевтонцы и потоптали под Пернавой!
— Сядьте, бояре! — хлопнул ладонями по коленям Умильный. — Нашли когда свару из-за местничества затевать. Коли так, пусть помещик Уваров в керженецкое ополчение переходит, а боярин Чернуха — к ветлужцам.
— На Угре Иоанн Васильевич ветлужцами полк моего отца подкрепил! — опять возмутился Уваров. — Стало быть, я командовать ими должен, а не на равных ходить!
— Чернухинский род подревнее Уваровского будет! — почти сразу вступил в спор другой боярин. — Негоже мне под Варнавиных идти, коли даже Уваровы не хотят!
— Хватит! — повысил голос Илья Федотович. — Что же вы, бояре, все о местничестве печетесь, а не о деле государевом?!
— Дело государево — рода древние не позорить, — опять остался недоволен Уваров.
— Ничего менять не стану! — вздохнул Умильный. — Чернуха в своем ополчении остается, Уваровы — в своем…
Воевода на пару секунд прикрыл глаза, лихорадочно думая, как выйти из сложной ситуации. Перекидывать ополченцев из одного полка в другой нельзя. Пока он среди родов свое место определит, чтобы и предков не опозорить, и других не обижать, — немало времени пройдет. А рати в дозоры пора отправлять. Назначить ветлужцам воеводой Уварова вместо Варнавина тоже нельзя. Лука Варнавин не согласится, раз уж его дед однажды предками Уваровых успел покомандовать.
— А воеводой ветлужского ополчения назначаю боярина Андрея Беспамятного! — громогласно объявил Илья Федотович и облегченно перевел дух. Боярского сына здесь не знал никто, сам служивый тоже предками кичиться не способен. Стало быть, и повода для свар и споров не появится. — Приказываю на рассвете полкам Беспамятного и Ворсмы в степь выступить в поисках ворога и кочевий татарских. Дружеских ногайцев трогать запрещаю под страхом смерти! Государю верность их нужна, а не страх. Подходите к степнякам с ласкою, радость у них появлением своим вызывайте. А кто мысли темные питает, режьте без жалости. На русской земле для них места нет.