Андрей Боголюбский
Шрифт:
«В то же лето вста ересь Леонтианьская, скажем вмале. Леон епископ не по правде поставися Суждалю, Нестеру епископу Сужьдальскому живущю, перехватив Нестеров стол. Поча Суждали учити не ести мяс в Господьскыя праздникы в среды и в пяткы ни на Рожьство Господне, ни на Крещенье, и бысть тяжа про то велико пред благоверным князем Андреем [и] предо всеми людми. И упре его владыка Феодор, он же… иде на исправленье Царюгороду…» {164} , [64]
64
Слова «скажем вмале» можно воспринимать и как свидетельство того, что у летописца имелся более пространный текст, которым он воспользовался.
Как видим, акценты здесь заметно смещены. Но это, несомненно, тот самый спор о постах, о котором двумя летописными статьями выше и с другими подробностями писал киевский летописец. О сути этого спора следует поговорить более подробно.
Согласно учению Православной церкви, каждый христианин должен соблюдать пост в среду и пятницу — в память о страданиях и крестной муке Христа. В ранней Греческой церкви посты в эти дни отменялись, во-первых, в течение семи недель, отделявших Пасху от Пятидесятницы (дня Святой Троицы), а во-вторых, в те дни, которые приходились на Рождество Христово и другие «Господские» праздники (то есть праздники, связанные с земной жизнью Иисуса Христа): в эти дни, в отличие от обычных сред и пятниц, мирянам разрешалось вкушение мясной пищи, а монахам — молочной. Впоследствии такие же послабления стали делать для праздников Богородичных и некоторых особо чтимых святых. Однако какого-либо единого правила на этот счёт не существовало, что породило споры, которые продолжались в Греческой церкви в течение длительного времени, захватив и XI–XII века {165} . Постепенно, по мере распространения так называемого Иерусалимского устава, утверждались жёсткие правила, согласно которым никакие послабления
65
В литературе высказывалось предположение, что данное послание в действительности принадлежит Феодосию II, греку, бывшему игуменом Печерского монастыря в середине XII в. (t 1156), а адресатом его является киевский князь Изяслав Мстиславич (см., напр.: Висковатый К.К. вопросу об авторе и времени написания «Слова к Изяславу о Латынех» // Slavia. 1939. RoC. 16. Set. 4. S. 535–567). Однако следует принять во внимание, что в заголовке памятника его адресат обозначен определённо как Изяслав, «сын Ярославль, внук Володимерь», а автор следующего в сборниках и тесно связанного с предыдущим Послания «о вере крестьянской и о латынской» («Того же Феодосия к тому же Изяславу») прямо назван «святым». Да и обсуждаемый в рассматриваемом нами послании вопрос — о пользе поста в среду и пятницу в обычные, непраздничные дни — был актуален скорее в XI, чем в XII в.
66
Или, ещё яснее, в другом месте: «А от Рожества Христова и до Обрезания Господня (1 января. — А. К.)… в среду и в пяток мяса ясти, и доиво (молоко. — А. К.) и питие в меру…» (Смирнов С.И. Материалы для истории др`eвнерусской покаянной дисциплины. Тексты и заметки. М., 1912. С. 113: «Заповедь святых отец к исповедающимся сыном и дщерям» — памятник, приписываемый митрополиту Георгию Греку).
Но этот, так сказать, «либеральный» взгляд на вопрос о постах разделялся не всеми. Иная, жёсткая точка зрения, по всей вероятности, возобладала в Киеве со времён митрополита Константина, то есть спустя совсем немного времени после «разъяснений» Нифонта.
В поздней Никоновской летописи под 1157 годом сообщается об изгнании с ростовской и суздальской кафедры епископа Нестора — и тоже из-за спора «про Господские праздники»: это будто бы Нестор, а не Леон, «не веляше… мяса ясти в Господьскиа празники, аще прилучится когда в среду или в пяток, такоже от Светлыа недели и до Пентикостиа (Пятидесятницы. — А.К.)» {169} . В этой части Никоновской летописи заметны путаница, произвольное подставление имён в более ранний летописный текст и явный хронологический сбой, а потому данное известие о Несторе вызывает сильные сомнения относительно своей достоверности. Вполне возможно, что речь здесь идёт не о Несторе, а всё о том же Леоне, его преемнике на ростовской кафедре, и имя Нестора, как и ошибочная дата 1157 год попали в летопись по ошибке [67] . Впрочем, нельзя исключать и того, что грек Нестор ещё до Леона начал вводить в Ростовской земле суровые византийские порядки относительно соблюдения постов в среды и «пятки», и его преемник в этом вопросе оказался с ним солидарен.
67
Непосредственно перед этим известием в летописи читается «Повесть о происхождении честного креста месяца августа в 1-й день», в которой присутствует имя ростовского епископа Нестора, но которая к 1157 г. относиться никак не может (см. об этом ниже). Вероятно, имя Нестора появилось именно потому, что в «Повести…» оно упомянуто, а уже под следующим, 1158 г. сообщается о приходе в Ростов нового епископа Леона (Там же. С. 214). Мотивы же удаления Нестора фактически совпадают с теми, которыми в более ранних летописях объясняется удаление Леона. Заметим также, что и относительно изгнания Леона, и относительно изгнания Нестора совпадают слова летописца о «клевете» или «прельщении» «от своих домашних» (ср.: Там же. С. 207, 221). В литературе утвердилось мнение, согласно которому в Никоновской летописи в ряде случаев (в том числе и в данном) произошло замещение имени Леона именем Нестора, так что сообщаемое о втором имеет отношение к первому (см. подробно: Соколов Пл. Русский архиерей из Византии и право его назначения до начала XV в. Киев, 1913. С. 98–134; и также ниже). В качестве иллюстрации произвольного обращения авторов Никоновской летописи с именами тогдашних церковных иерархов приведу такой пример: рассказывая под 1162 г. об обретении мощей св. Леонтия Ростовского, летописец заодно сообщает и об установлении его памяти «Иваном, епископом Ростовским», «благословением Феодора, митрополита Киевского и всея Руси» (ПСРЛ. Т. 9. С. 230–231). Но это вопиющий анахронизм: канонизация св. Леонтия произошла действительно при епископе Иоанне Ростовском, но спустя тридцать с лишним лет, в 1194 г.; имя же Феодора включено в текст по той причине, что в 1162 г. он занимал киевскую кафедру.
Это пришлось не по нраву жителям русских городов. И князь Андрей Юрьевич, и большинство его подданных в Ростове, Суздале и Владимире восприняли учение греков как ересь. В одной из летописей XV века, так называемой Типографской, Леон был обвинён ни больше ни меньше, как в арианстве: «сиабо ересь Арианская»{170}. Учение Ария, знаменитейшего из ересиархов древности, упомянуто здесь, что называется, для красного словца, по созвучию с ересью «Леонтианской», но и не без умысла. Православная церковь осуждает арианство за отрицание божественной природы Христа. Но разве не в особом праздновании тех дней церковного календаря, которые посвящены Христу, проявлялось отношение к Его божественной сущности — во всяком случае, в представлениях русских людей того времени, для которых эти празднования были немыслимы без обильной трапезы?! Традиция таких пышных празднований «Господских» и Богородичных дней, а также дней памяти особо чтимых святых была заложена ещё Владимиром Святым после Крещения Руси — а правильнее сказать, продолжала ещё дохристианскую традицию празднования некоторых особо почитаемых дней{171}. Но ведь именно Владимира как образец для подражания избрал для себя князь Андрей Боголюбский! Ещё и поэтому данная тема была для него особенно болезненной. Порывать со старой традицией празднования таких дней, равно как и с традицией особого почитания Пятидесятницы (семи недель, следующих после Пасхи) он не хотел. И наставления пришлых греков были ему не в указ.
К какому времени спор о постах достиг в Ростовской епархии своей кульминации? На этот вопрос мы, увы, не можем ответить точно. Зимой 1159/60 года Рождество (25 декабря) пришлось на пятницу, а Крещение (6 января) — на среду. Но к этому времени Леон, кажется, уже был изгнан (в первый раз) из Суздальской земли. Следующей зимой 1160/61 года Крещение пришлось на пятницу, и если Леон уже вернулся на свою кафедру, то это не могло не вызвать его столкновения с князем. Схожая ситуация повторилась зимой 1163/64 года, когда на среду пришлось Рождество, а затем следующей зимой, 1164/65 года, когда на пятницу и среду пришлись оба праздника — и Рождество, и Крещение. (Может быть, не случайно именно под этим годом летопись сообщает о «Леонтианской ереси»?) Но так или иначе, раньше или позже, а дело дошло до того, что князь созвал нечто вроде собора, на котором в его присутствии и в присутствии «всех людей» состоялось прение («тяжа») между епископом Леоном и выступившим против него «владыкой Феодором», который и «упре», то есть переспорил, грека. Впрочем, исход этого словесного поединка, по всей видимости, был предрешён: не случайно киевский летописец без обиняков писал о том, что князь «противу вину» погнал Леона из своей земли. При этом киевский летописец даёт лишь приблизительную, размытую датировку событий: в 1161/62 году епископ был изгнан (во второй раз), позднее вернулся (но когда именно, неизвестно), а по прошествии ещё четырёх месяцев изгнан снова — уже из-за спора о постах. Автор же Лаврентьевской летописи, напротив, называет точную дату «тяжи» — 6672 (1164/65) год, но эта дата заведомо неверна, поскольку 15 февраля 1164 года, то есть ещё в 6671 мартовском году, в Чернигове скончался князь Святослав Ольгович — тот самый, к которому, по летописи, бежал епископ Леон из Ростова{172}. Стало быть, «тяжа» имела место раньше, и дата, названная суздальским летописцем, может относиться лишь к заключительному эпизоду всего летописного повествования — прениям, происходившим в Византии, куда Леон отправился из Южной Руси. Или даже к тому времени, когда об этих прениях стало известно во Владимире.
Имя переспорившего Леона «владыки Феодора» (или Федорца, «за укоризну тако нарецаема», по выражению древнерусского книжника) появляется на страницах летописи в первый,
По всей вероятности, Феодор до времени пользовался полным доверием князя Андрея Юрьевича. Князю не могли не импонировать его красноречие, начитанность, умение отстаивать своё мнение, наконец внешний облик («бе телом крепок зело»). Кажется, он был «бельцом», то есть священником, живущим в миру, а не монахом. Тем не менее Андрей решился поставить его во главе той новой епархии, которую намеревался открыть во Владимире. Причём речь шла о создании митрополии, фактически независимой от Киевской и подчиняющейся непосредственно Константинополю. Примечательно, что позднейшие летописи присваивают Феодору прозвище «Белый Клобучок», или «лживый Белый Клобук»{174}, — явный намёк на претензии ростовского «лжевладыки» на ношение белого клобука — предмета облачения митрополита, а позднее и отдельных епископов (архиепископов). Понятно, что Леон был для него прямым конкурентом в борьбе за кафедру: ещё и поэтому он обличал его со всей беспощадностью и страстностью своей натуры.
Вопрос об открытии новой епархии решался в Константинополе. И получилось так, что решался он одновременно с «делом» епископа Леона, который также отправился за поддержкой в споре о постах в столицу Империи. Впрочем, расскажем обо всём по порядку.
Изгнанный князем из Ростовской земли, Леон прибыл в Чернигов, где в то время находился его единомышленник епископ грек Антоний. Тепло принял изгнанника и черниговский князь Святослав Ольгович. «Святослав же, утешив [его] добре, пусти к Киеву, к Ростиславу (великому князю Киевскому Ростиславу Мстиславичу. — А. К.)», — свидетельствует южнорусский летописец. Более о судьбе Леона, вплоть до самой его кончины в конце 1170-х — начале 1180-х годов, он ничего не сообщает. Суздальский же летописец, напротив, не знает (или умалчивает) о скитаниях Леона по русским княжествам, сразу перенося действие в Византию, где оказался изгнанный ростовский владыка.
Об обстоятельствах пребывания епископа в Греческой земле сообщают два источника. Во-первых, это Лаврентьевская летопись, а во-вторых, упомянутая выше грамота патриарха Луки Хрисоверга князю Андрею Юрьевичу — важнейший источник по церковно-политической истории Северо-Восточной Руси. Правда, грамота эта может иметь отношение к нашей теме лишь в том случае, если мы согласимся считать, что она излагает обстоятельства «дела» именно епископа Леона, в чём полной уверенности, к сожалению, нет. Грамота дошла до нас только в русском переводе и в двух поздних списках, представляющих две её редакции, сильно отличающиеся друг от друга. Одна из этих редакций — так называемая Краткая, сохранившаяся в списке XVII века из библиотеки Кирилло-Белозёрского монастыря, — не содержит имя епископа, за которого хлопотал патриарх, и к тому же обрывается на полуслове {175} . Очевидно, она имела продолжение, но какое именно, мы в точности не знаем. Пространный же текст послания содержится в составе Никоновской летописи XVI века {176} . Редакция Никоновской летописи превосходит Краткую более чем в два раза; именно в её дополнительной части и разбираются вопрос о постах в среду и пятницу в «Господские» дни и некоторые другие сюжеты — но в аутентичности этой дополнительной части у нас есть серьёзные сомнения. В летописной редакции послания имя изгнанного князем епископа названо — но им оказывается не Леон, а… Нестор. Однако при сличении двух редакций ясно, что имя это отсутствовало в подлинной грамоте патриарха Луки и было вставлено позднее составителями самой Никоновской летописи — что называется, по догадке. И очень похоже, что догадка эта оказалась неверной и речь в послании идёт всё же о Леоне {177} . Есть в редакции Никоновской летописи и другие имена, также добавленные в текст грамоты. И относительно их нет никакой уверенности в том, что имена эти подлинные. Характер работы составителей Никоновской летописи хорошо виден уже из сличения заголовков послания в обеих редакциях. В Краткой читаем: «Грамота ведикого патриарха Луки ко князю Ондрею Ростовскому Боголюбскому». В Никоновской же летописи заголовок заметно распространён: «Послание великого патриарха Луки к великому князю Андрею Ростовскому и Суздальскому Боголюбскому, сыну Юрья Долгорукаго, внуку Владимерю, о Нестере, епископе Ростовьском и Суждальском». Но Андрей не носил в то время титул великого князя! И патриарх Лука никак не мог называть его так, ибо признавал великим князем занимавшего киевский престол Ростислава Мстиславича! К тому же прозвище отца Андрея, «Долгорукий», появляется в источниках, и притом русских, а не греческих, не ранее середины XV века! То есть эти добавления явно выдают руку позднейшего редактора текста. Но если так, то можем ли мы иначе, чем к такому же произвольному добавлению, отнестись к имени епископа Нестора, читающемуся в том же заголовке? [68] Отметим также, что в Никоновской летописи послание патриарха Луки размещено под 1160 годом — заведомо неверным, ибо вопросы, которые обсуждались в грамоте, приобрели особую остроту в Ростовской земле позднее [69] . Но не эта ли неверная дата и обусловила появление в тексте грамоты имени Нестора, занимавшего епископский стол в Ростове до Леона? Ведь в 1160 году, по свидетельству той же Никоновской летописи, Леона в Ростове попросту не было!
68
Руку позднейшего редактора выдают и другие вставки, сделанные в текст послания патриарха. Приведу ещё несколько примеров из начальной его части. В Краткой редакции: «…иже град Володимерь из основаниа воздвигл еси…» — в Никоновской с включением позднейшей легенды об основании города князем Владимиром Святым: «…и яко град, нарицаемый Владимерь, его же святый и блаженный великий князь Владимер во имя свое созда, ты же ныне изо основаниа воздвигл еси…»; в Краткой: «…в ней же церкви многи создал еси…» — в Никоновской: «…в нем же и церковь Пречистыа Богородицы честного и славного Еа Успениа создал еси, и многими драгими и святыми иконами, и книгами, священными сосуды, и всякими вещми, златом, и сребром, и бисером украсил ecu, и многым именьем и стяжанием изобильствова, и села, и слободы, и власти, и з данми дал ecu, и в торгех десятый недели, и в житех, и в стадех и во всем десятое…» В обоих случаях текст дополнений летописной редакции заимствован из рассказа той же Никоновской летописи пару страницами выше о создании Успенской церкви во Владимире, но рассказ этот принадлежит самому автору Никоновской летописи, книжнику XVI века.
69
Дата 1160 г. столь же недостоверна, как и дата 1157 г. применительно к читающейся под этим годом в Никоновской летописи «Повести о происхождении честного креста 1 августа», которая рассказывает о походе Андрея Боголюбского «на Болгары, иже нарицаются Казанцы» (ПСРЛ. Т. 9. С. 210), — притом что сам поход на болгар был совершён в 1164 г.
Оба этих источника — и Лаврентьевская летопись, и послание патриарха — рассказывают о судьбе епископа Леона (согласимся всё же, что речь в послании идёт о нём) совершенно по-разному, освещая различные, напрямую не связанные между собой эпизоды его пребывания в Византии. Сравнивая и анализируя тексты, можно прийти к выводу, что епископу пришлось не единожды совершать поездки на родину, ища защиту от возводимых на него обвинений. И не всегда ему сопутствовала там удача.
По летописи, епископ явился к самому императору ромеев Мануилу Комнину — но этот шаг с его стороны оказался ошибочным. Один из ярчайших представителей византийской истории XII века, личность необыкновенная во многих отношениях, император Мануил I (1143–1180) ещё не раз будет привлекать наше внимание. Пока же скажем о том, что в своей внешней политике он уделял немалое внимание Руси и находился в дипломатических сношениях с разными русскими князьями. Начало 60-х годов XII века ознаменовано для Византии продолжающимися войнами: прежде всего с туркамисельджуками на юге и венграми на севере. В войне с Венгрией русские князья рассматривались Мануилом как возможные союзники. Правда, не все. Так, могущественный галицкий князь Ярослав Владимирович Осмомысл до времени оставался скорее врагом законного василевса, ибо поддерживал его двоюродного брата Андроника Комнина, также претендовавшего на византийский престол. Но тем больше был заинтересован василевс в союзе с правителями других русских княжеств, и прежде всего с киевским князем Ростиславом Мстиславичем и суздальским Андреем Юрьевичем (которые, напомню, в 1161 году заключили мирный договор друг с другом). «Мануилу цесарю мирно в любви и братолюбии живущю с благочестивым князем нашим Ондреем», — напишет чуть позже владимирский книжник{178}, и это будет правда. Добрые отношения двух правителей подкреплялись ещё и тем, что Андрей был сыном князя Юрия Долгорукого, верного союзника Мануила на протяжении многих предшествующих лет.