Андрей Капица. Колумб XX века

Щербаков Алексей Юрьевич

Еще мне пришлось научиться обрывать „сочувствующие“ разговоры. Их было поначалу много, и хоть говорились они от чистого сердца, но ничего, кроме расстройства, у меня не вызывали. Здесь я вспоминала Вас, Ваш железный характер, и старалась вести себя похоже. После долгих размышлений и сопоставлений отдельных рассказов и разговоров я пришла к выводу, что наука на Дальнем Востоке краевым властям не нужна. Столичные люди мешают им вариться в собственном соку и, кроме того, недостаточно покорны, не бегают с доносами и так далее. Поэтому крайком терпеливо ждал уже года три, когда Андрею надоест и он уедет, просто ждал и ничего не делал и, конечно, не помогал абсолютно ни в чем. Их лозунг, высказанный в запальчивости заведующим Отделом науки в крайкоме: „Еще ни один приезжий не принес пользы Дальнему Востоку“.

Как был слеп Андрей, что не видел этого или не хотел видеть. Я здесь уже 2 недели. За это время ни один из партийных боссов — ни из ДВНЦ, ни из крайкома не позвонил и не пришел, и не предложил помощь. Ни один не поинтересовался самочувствием Андрея. Ни один. А они были у нас (и у Вас!) дома, были на „ты“ и считались друзьями! Поэтому я считаю, что эта затея с наукой на Дальнем Востоке — пустая, пока она не нужна краевым властям! И зачем это затевали в 1970?!

Зато просто ученые, просто люди — все старались и стараются меня поддержать, помочь и отвлечь. И поэтому я вижу, что Андрея любят и уважают, о нем жалеют, но — только интеллигенция. Ну, хватит об этом. Просто мне захотелось подвести некоторые итоги, а это уже лучше сделать в письме к Вам. Я же не могу сказать этого Андрею!

Аня дома уже 2 дня, она довольно слабая, бледная и худенькая, но с младенцем Петенькой управляется ловко и с известной твердостью…»

Анна Андреевна вспоминает: «Пожар совсем выбил отца из колеи. Он очень переживал, что виноват, недоследил, недосмотрел. Думал, что мог как-то предотвратить.

Ведь когда случился пожар — там даже противоожоговых лекарств не было нигде! Дальний Восток — на то он и дальний. Насчет лекарств надо было сперва договориться с Москвой, а это часы, часы, часы…

У отца после пожара были инфаркт и инсульт. Ну, последовательно, как это всегда бывает. Но все это происходило уже в академической больнице в Москве.

После этого мы поняли, что уезжаем. До этого не собирались.

Мы уехали в июне 1977 года. У меня месяц был ребенку. Мама приехала, мы сложили все вещи в контейнер, и все».

В 2006 году, в последнем интервью академика Н. И. Шило, который в то время жил в знаменитом Доме на набережной напротив Кремля, журналист Владимир Губарев задал ему вопрос:

«— Андрей Капица не устраивал власть? Вольнодумец был, как и отец?

— Нет. Случилась беда. В лаборатории Геологического института произошел пожар. (спутать в 93 года названия институтов можно легко. — Прим. авт.). Погибли люди… Виновным был признан, как и положено в таких случаях, председатель президиума научного центра — Андрей Петрович Капица, его отстранили от работы.

— И назначили вас?

— Да, пришлось переехать во Владивосток, хотя в мои планы это совсем не входило» [257] .

Т. А. Воробьева вспоминает: «Сразу же у Андрея Петровича и Вячеслава Георгиевича Коноваленко началась вражда с партийным руководством Приморского края. И тут же, конечно, нашлись местные, которые были слабоваты, которых раздражали приехавшие во все институты, я не говорю про Тихоокеанский институт географии, его еще не было, а вот в Институте биологии моря таких было много. Сразу началось вот это: „набежали тут с Москвы“».

257

Губарев В. Академик Николай Шило: все золото Колымы // Наука и жизнь. 2006. № 11.

Рассказывает Б. В. Поярков: «Слышал, что многие крайкомовцы были уязвлены тем, что зарплата у председателя Президиума ДВНЦ была значительно выше, чем у первого секретаря крайкома. Существенное значение имело и то, что А. П. Капица имел непосредственный выход на Москву, и не только на Президиум АН СССР, но и на Политбюро ЦК КПСС. Такого положения в крайкоме стерпеть не могли. Началась изнурительная позиционная война, своеобразное „перетягивание каната“.

С самого начала организации ДВНЦ АН СССР надо было решить вопрос о месте базирования его руководства. Последний председатель Дальневосточного филиала СО АН СССР, А. С. Хоментовский,

будучи директором Хабаровского комплексного института, постепенно де-факто перебазировал руководство филиалом в Хабаровск, хотя исторически центром дальневосточной науки считался Владивосток. В момент организации ДВНЦ встал вопрос: Хабаровск или Владивосток? Местные партийные органы предлагали Хабаровск, но А. П. Капица настоял на Владивостоке. Он этот выбор сделал как географ, которому было совершенно ясно: Владивостоку присуще более выгодное транспортно-географическое положение, хотя у него и строительная база послабее, чем у Хабаровска, и город в те времена был закрыт для иностранцев. Как показало потом развитие дел, выбор Владивостока был стратегически совершенно оправдан: ДВНЦ сразу развернулся лицом к проблемам всего Тихоокеанского региона. Наиболее ярко это проявилось в 90-е годы ХХ века. В Хабаровске была опасность, что создаваемый научный центр мог замкнуться на проблемах собственно советского Дальнего Востока, что, конечно же, тоже важно, но стране был важен форпост науки на Тихом океане.

Следующая проблема — как создавать новый академический центр: по типу Новосибирского академгородка или нет? А. П. Капица, насколько я могу судить, склонялся к варианту академгородка. Приморский крайком КПСС был против. В конце концов начал реализовываться компромиссный вариант. Здания новых институтов стали строить возле уже построенных (ДВГИ и Биолого-почвенного) в зеленой зоне между железнодорожной станцией „Чайка“ и автодорогой, ведущей во Владивосток. Этим расположением определялась хорошая транспортная связь с городом: на электричке, автобусом и, впоследствии, троллейбусом. Жилые дома стали возводить не у места расположения институтов, а в разных частях города. С моей точки зрения, это было совершенно правильное решение. Во-первых, как только в 90-е годы возникли затруднения с централизованным финансированием науки из госбюджета, так сразу академгородки попадали в тяжелейшее финансовое положение. У них, образно говоря, на ногах повисли многопудовые гири социальной сферы. Во-вторых, как мне говорили многие мои друзья, жившие в Новосибирском академгородке, психологически очень тяжело все время видеть одни и те же лица на работе, в доме, в котором живешь, в магазинах, кино, Доме ученых и так далее. Живешь как на сцене. Благодаря разности мнений этого удалось избежать в ДВНЦ».

Чем обернулась отставка Андрея Петровича для его соратников в Дальневосточном научном центре — например, для Ф. Г. Староса?

«Новая газета во Владивостоке» проясняет этот вопрос:

«Когда в 1978 году Капицу на посту главы ДВНЦ сменил академик Николай Шило — магаданский геолог, прошедший суровую школу Дальстроя, — Старосу стало еще сложнее. По словам Заводинского, Шило воспринял Староса прохладно: „Посетив лабораторию Староса, выслушав его соображения по созданию искусственного интеллекта и увидев вакуумные установки, в которых можно напылять любые материалы, академик посоветовал заняться… золочением ложек“. Сам Шило, впрочем, писал: „Я высказал… свое одобрение проводимым им исследованиям и сказал, что более важных работ в Дальневосточном центре не вижу. Обещал всяческую поддержку и полную `реабилитацию` его реноме, в чем он, видимо, нуждался“.

Такие противоречия — случай нередкий: случается, мемуаристы выгораживают себя, а порой попросту подводит память… Вот и южные глаза Староса — темные, подвижные, очень живые — Шило почему-то запомнил голубыми. А про ложки — может, это такая колымская шутка?»

А между тем Ф. Г. Староса — доктора технических наук, защитившего в 1967 году диссертацию «Принципы создания микроэлектронных элементов и систем», а с 1971 года — профессора, все никак не выбирали в члены-корреспонденты советской Академии наук.

«В начале 1979 года его опять выдвигают в АН СССР. Шило пишет в Москву о „заинтересованности“ Президиума ДВНЦ в избрании Староса, называет его одним из основателей отечественной микроэлектроники.

Старос летит в Москву на выборы. Пан или… Доктор технических наук (в 1980–1988 годах — директор ИАПУ) Виктор Перчук писал, что по кандидатуре Староса будто бы успело состояться положительное голосование. Шило вспоминал, что все было иначе: президент АН СССР академик Александров в Москве сказал Старосу, что все вакансии уже распределены.