Андрей Миронов: баловень судьбы
Шрифт:
Конечно, никто не предполагал, что с отцом так плохо… Еще несколько дней назад мы с ним гуляли по Вильнюсу, ходили вместе в театр Некрошюса, смотрели «Дядю Ваню». Папа был в восторге, поздравлял актеров, шутил…
В антракте того рокового спектакля я зашла к нему за кулисы. Спросила: «Что у тебя такое с лицом?» Он говорит: «Немножко на солнце перегрелся – переиграл в теннис». И все. Я пошла дальше смотреть спектакль…
Он умер на глазах всего зала. Потом кто-то из актеров сказал: прекрасная смерть…»
Вспоминает О. Аросева: «Нескольких минут Андрею не хватило, чтобы доиграть спектакль. Ширвиндт мне кричит: „Найди Канделя! Он в Риге. Я его в Юрмале
Я, как была в костюме Марселины, дунула напротив – в гостиницу «Рига». Спрашиваю портье: «У вас живет Кандель?» Мне отвечают, что здесь такого нет. Я кричу: «Срочно проверьте по всем гостиницам! У нас с Мироновым несчастье!»
Бегу обратно в театр, переодеваюсь в нормальное платье, возвращаюсь в гостиницу, там сообщают: «Кандель живет в гостинице Совета Министров Латвии». Звоню туда. Помню, что знаменитого хирурга зовут Эдик, а какое у него отчество, забыла, хоть мы с ним и знакомы с давних лет.
– Эдик, – говорю в трубку, – это Оля Аросева…
Он меня радостно так перебивает:
– Оленька! У меня сегодня день рождения, приезжайте!
– Эдик, у нас с Мироновым очень плохо. Его сейчас в больницу повезут… Он сознание на спектакле потерял!
Кандель спрашивает номер больницы. Я называю. Он говорит:
– Главный врач у меня в гостях. Мы с ним немедленно выезжаем.
Возвращаюсь в театр. Там, за кулисами, близко к сцене стоит стол. Длинный, весь в искусственных цветах. Цветы – для «девушек-пейзанок» в спектакле, чтобы в финале выходили на поклон с букетами. И вот Андрея положили среди этих букетиков. Живой еще, а лежал будто в гробу, убранном цветами. У него изо рта шла пена, и он, вытирая ее парализованной рукой, все повторял: «Голова болит, голова болит, голова…»
Кандель приехал прямо в больницу с латышским врачом. Примчалась и «Скорая помощь». Андрея сопровождал в больницу Шура Ширвиндт…»
Ширвиндт потом вспоминал, что всю дорогу до больницы Миронов шептал слова из последнего монолога Фигаро. Даже в последние минуты своей жизни он продолжал оставаться Артистом.
Рассказывает руководитель клиники нейрохирургии Янис Озолиньш: «Я приехал в больницу буквально в считаные минуты, как только меня вызвали. Миронова привезли к нам в 23.25. Он был без сознания. Произошел так называемый разрыв аневризмы – сосуда, который снабжает кровью передние части головного мозга и также участвует в полном снабжении головного мозга.
При установлении диагноза было сразу ясно, что произошло обширное кровоизлияние между полушариями головного мозга. Мы сразу же провели обследование сосудов, констатировав гигантскую, по меркам головного мозга, аневризму: в диаметре она была больше 2,5 сантиметра! То есть она очень трудно поддается оперативному лечению. В результате разрыва – нарушение жизненно важных функций, дыхания и, как следствие, потеря сознания.
В реанимации мне удалось установить, что Миронову в театре кто-то из врачей, оказывая помощь, из самых лучших побуждений заложил в рот нитроглицерин. В такой ситуации, когда произошел разрыв артерии, прием сосудорасширяющего вещества мог усугубить объем кровотечения. Правда, мы можем только предполагать, но говорить об этом со всей определенностью трудно…
Было совершенно ясно, что в ситуации перенесенной клинической смерти Миронова оперировать не было смысла. Мы продлевали реанимационные мероприятия, то есть поддерживали кровяное давление, дыхание, и в это же самое время обдумывали возможности оперативной помощи. Практически сразу же при поступлении
За это время здесь перебывали почти все родственники Миронова и его друзья, находившиеся в Латвии. Но ничего радикального мы сделать не могли, потому что уже наступили необратимые разрушения в мозгу. В сознание он так и не пришел. Смерть наступила 16 августа в 5.35 утра».
В помощь к Канделю из Москвы был вызван еще один известный нейрохирург – профессор А. Маневич. Однако медицина в этом случае оказалась бессильной. Утром 16 августа Миронов скончался в результате обширного кровоизлияния в мозг (у него оказалась врожденная аневризма сосудов головного мозга).
Вспоминает сводный брат А. Миронова Кирилл Ласкари: «За неделю до смерти Андрея мне снится сон.
А прежде у Иосифа Кобзона Андрей купил себе смокинг и страшно гордился этим. Он мечтал делать шоу в «Октябрьском» зале: лестница высокая, стоят герлз, и он в белом смокинге… И вот этот сон. Мы с ним выходим с «Ленфильма», на нем плащ. Входим в какой-то огромный ресторан. Садимся. А рядом гуляет свадьба. И вдруг я вижу, как падает бокал с красным вином и, точно у Марка Захарова в гениальном фильме «Обыкновенное чудо», по скатерти расползается красное пятно. Встает человек, показывает пальцем на Андрюшу:
– Этот!
А Андрюша в белом смокинге от Кобзона. Я кричу: «Что вы, что вы, он же не вставал с места!» Но этот человек бьет Андрюшу бутылкой из-под шампанского по голове. И Андрюша лежит в этом смокинге на полу. Вот так точно его и хоронили.
Вася Ливанов потом говорил: «Ты должен был ему рассказать этот сон». Но что рассказывать?
Скажу еще более страшное. В последние годы я понимал, что он недолговечен. Не знаю почему. И еще этот сон…»
Перед отправкой в Москву тело Миронова привезли из морга к Театру оперы, чтобы «сатировцы» смогли проститься со своим коллегой (тогда уже было решено, что театр гастроли не прерывает и остается в Прибалтике). Артисты, которые жили в разных гостиницах, подошли попрощаться. Как ни странно, но народу было немного. И дело было совсем не в том, что на часах было около шести утра. Это еще раз доказало, что Миронова в его родном театре любили далеко не все его обитатели. Из машины тело Миронова не выносили, открыли только заднюю дверцу. Прощание длилось всего 5—10 минут.
Вспоминает О. Аросева: «Мы проводили его, мертвого, в шесть часов утра от Рижского оперного театра, где давали свои спектакли. Его везли в Москву на „рафике“, заполненном льдом. Андрей, с головой закатанный в простыню, словно белая мумия, лежал на этом „леднике“ – лицо не открыли для прощания.
Близкий друг Андрея Гриша Горин ехал впереди «рафика» на своем «жигуленке». Как только он не разбился на этой долгой дороге от Риги до Москвы впереди мчавшегося страшного катафалка, в котором совершал свой последний путь Андрей Миронов…»
Вечером 16 августа Миронов должен был выступать во Дворце культуры в городе Шауляй. Билеты на этот концерт были давно проданы. Однако приехать туда актеру было уже не суждено. Администрация Дворца предложила зрителям вернуть билеты обратно и получить назад свои деньги. Однако ни один человек не сдал билеты.
В том же Шауляе находится уникальная во всем мире Гора крестов. Она никогда не была местом захоронений. Но в знак глубокого почитания и любви к Миронову жители города поставили ему на этой горе крест.