Андрей Первозванный. Опыт небиографического жизнеописания

Грищенко Александр Игоревич

Примерно полчаса ушло на то, чтобы набрать все возможные номера: своего читального зала — из читательского билета, справочных и технических служб — из книжки, лежавшей на столе. Все найденные там внутренние номера библиотеки не отвечали. Собственный его мобильный телефон с интернетом как назло разрядился. Других часов у него не было, и Гриша не мог понять даже, сколько сейчас времени: за окнами было темно, холодный обложной дождь целый день заливал задний двор Государственной рукописной библиотеки и барабанил по стёклам.

Гриша уже не мог придумать других планов спасения из каменной западни и решил хотя

бы поискать, где тут поудобнее скоротать остаток ночи. Ужас заключался ещё и в том, что завтра выходной, — а вдруг утром сюда не придёт милиционер, который казался теперь Грише кем-то вроде спасителя. С этой тревожной мыслью он поднялся по шаткой деревянной лестнице обратно на второй этаж, где топили чуть получше — скорее ради рукописей, чем для читателей. Скрип ступенек и отзвук собственных шагов в тёмном коридоре не то чтобы пугали его, но всё же вселяли некоторую смутную тревогу. Продвигаясь почти на ощупь, наталкиваясь на запертые железные двери, Гриша вдруг заметил тонкую полоску света, пробивавшуюся сквозь узкую щель. Он радостно рванулся вперёд, но почти сразу остановился, догадавшись, что это не погашенная им же самим лампа в читальном зале.

Открыв дверь, из-за которой струился тёплый электрический свет, Гриша обнаружил, что это, однако, совсем не читальный зал, а одна из соседних комнат: судя по старым корешкам на стеллажах, коими была заставлена большая зала, это были кабинеты хранителей. Свет был словно зеленоватым и лился притом не сверху, а откуда-то из-за шкафов. Следуя за его отблесками, Гриша с трудом протиснулся в узкий проход между книгами и увидел наконец краешек заваленного бумагами стола с той самой путеводной настольной лампой в старинном зелёном колпаке. «Кто-то из хранителей забыл выключить свет», — только подумал разочарованно Гриша, как через мгновение заметил за столом закутанную в нечто тёмное фигуру, словно забившуюся в угол кабинета.

3. СНОВА В ГРУЗИЮ

— Э-э-э-хмм… Простите…

— Простите! Я вовсе не…

— Я совсем не хотел…

— А я даже никак…

Гриша не сразу узнал в чёрной фигуре «грузинскую княжну», которой он пытался уступить своё место в очереди сюда с месяц назад и которую почему-то с тех пор не видал. Теперь же он решил, что она сотрудница библиотеки. А «княжна» приняла Гришу за хранителя рукописей.

— Разве библиотека уже закрылась? — спросила она с тем же своим акцентом, который придавал её речи ещё большее очарование.

Гриша собрался было ответить, но запнулся — так поразила его едва подмеченная тогда, но сейчас ставшая совершенно очевидной красота незнакомки, неземная, захватывавшая дух. О, этот изысканный изгиб носа с лёгкой горбинкой и тонкими крыльями; о, эти чёрные как смоль, тонкие как стрела, изогнутые как лук брови; о, эти алые, без намёка на помаду, изящно очерченные губы; о, эта гладкая, шелковистая кожа и — невыносимо трогательная ямочка на подбородке!.. А ещё — со вкусом подобранные серьги с бирюзой и бусы из ляпис-лазури на тонкой, поистине лебединой шее, обрамлённой причудливым вырезом тёмно-зелёного платья. О да, Гриша, конечно, чувствовал, что в голове его закрутились сплошные штампы, что ему не хватило бы каких-то настоящих, подлинных слов, чтобы описать представшую перед ним красоту…

— Недавно, да нет… давно! Впрочем, не знаю, когда закрылась…

Двери, представьте себе, заперты. А этот, как его, милиционер совсем ушёл, знаете ли… — еле вьщавил из себя он.

Ему вовсе не хотелось говорить, напротив, непреодолимо хотелось молчать и в этой сумеречной тишине наслаждаться явленным ему совершенством. Григорий разом позабыл и про ночной холод, и про запертые двери, и тем паче про недочитанную рукопись. Он словно тонул в этом лице, в этих бездонных очах. Ему почему-то вдруг вспомнился эпизод из биографии Маяковского, когда тот сдавал экзамен в гимназию и на вопрос священника: «Что значит слово «око»?» — ответил: «Три фунта», — так вроде бы по-грузински… А ещё он читал где-то, что слово «око» обозначает и глубокое место в реке, и не было для него в этот момент ничего желаннее, чем раствориться в этом омуте.

Глаза «княжны» смотрели на Григория действительно удивлённо, но вдруг ему подумалось, что, должно быть, удивление это вызвано его странным косноязычием и чудаковатым поведением, — не дай бог, ещё примет его за ненормального, коих, сказать по чести, в Государственной рукописной библиотеке водилось немало… Гриша взял себя в руки и твёрдым, почти торжественным голосом заявил:

— Раз уж нам предстоит вместе с вами коротать здесь эту тоскливую ночь, давайте хотя бы познакомимся. Меня зовут Григорий Фоменко, научный сотрудник Отдела апокрифической литературы Института древнерусской культуры.

Выпалив это, Гриша замялся и сник, подумав, что его слова про «коротать вместе ночь» могут быть поняты неправильно… то есть на самом-то деле правильно, но не говорить же об этом вот так прямо… Однако незнакомка отреагировала на Гришину тираду совершенно невозмутимо:

— Очень приятно, Григорий. Я Нина. Нина Туманишвили. Я работаю в Тбилиси, в Институте древних рукописей.

— А, это как Матенадаран в Ереване? — перебил её Гриша и снова осёкся: какую же он глупость сморозил!

— Да, примерно так, — столь же невозмутимо ответила Нина и замолчала.

Беседа пока не клеилась, но Гриша решил не отступать и продолжил:

— А позвольте поинтересоваться: чем именно вы занимаетесь? Я вот изучаю древние апокрифы, а здесь работаю над славянским переводом жития апостола Андрея. Но это по просьбе одного своего афонского коллеги. — Гриша опять запнулся, подумав, не слишком ли бесцеремонно он полез к Нине в душу.

Но та лишь слегка улыбнулась и, к удивлению Гриши, — может, из-за упоминания Афона — ответила. Говорила она как-то по-особенному, так что всё в Гришиной душе ежесекундно переворачивалось:

— Раз уж вы и вправду считаете, что нам предстоит здесь коротать всю ночь, то отчего бы и не рассказать. То есть, знаете, не хочу показаться невежливой, но, может быть, другому человеку и не рассказала бы. Дело вовсе не в вас лично, просто то, чем я сейчас здесь занята, — вещь некоторым образом странная и несколько даже тайная. Однако вы только что упомянули имя апостола Андрея, и теперь я надеюсь не только на его, но и на вашу помощь!

— Да, конечно. Продолжайте. Я весь внимание…

— Итак, я уже давно занимаюсь историей своей святой покровительницы — равноапостольной Нины, просветительницы Грузии, и её житиями. Вы, наверное, не очень в курсе этого вопроса, так что позвольте немного погрузить вас в него.