Андрей Рублев
Шрифт:
– Догадываюсь о чем. Слыхал небось, что отказался Андрей ладить повтор византийской иконы.
Собеседник в ответ кивнул.
– А вот слыхал ли о том, что он до прихода в сию обитель, обретаясь в Новгороде, удостоился чести быть учеником самого Феофана Грека. Надобно, Прохор, дознаться об этом доподлинно. Порасспроси Даниила Черного или даже самого Андрея.
– Сам его и спроси.
– Тебе сподручнее – ты ж вывел его, учил ремеслу иконописному.
– Я не пойму, чего особенного в том, что Андрей обучался у Феофана? Все мы у кого-то обучались, а потом сами
– Будто не знаешь, какая великая слава идет о Феофане? Из-за славы Феофана и Андрею внимание.
– Зря такое говоришь, Епифаний. У Андрея большое одарение… Легок на помине. Сам, кажись, ко мне идет.
Андрей, поравнявшись с кельей, отвесил поясной поклон.
– Куды торопишься? – спросил Прохор.
– К отцу Никону позван.
– Дозволь спросить, доводилось ли тебе знавать византийского живописца Феофана Грека?
– Сподобился такой чести. Так и ты, отец Епифаний, должно быть, тоже знаешь его.
– Не угодно Богу было нас свести, но хорошо наслышан о сем великом человеке. Ты уж порасскажи нам о нем, каков он.
– Обязательно расскажу. А сейчас дозвольте идти, сказано мне быть у Никона без промедления.
Андрей, поклонившись монахам, пошел к трапезной.
Отец Никон управлял обителью с сугубой осторожностью, стараясь не касаться заведенных Сергием суровых условий общинножития, а мягкостью обращения с братией привлечь монахов на свою сторону. Зная истинное состояние здоровья игумена, Никон надеялся занять в будущем его место и шел к исполнению своего желания без необдуманной торопливости. Укрепляя свою популярность среди братии, Никон искал расположения у многочисленных знатных богомольцев, особенно у тех, кто так или иначе близок к князю Василию и мог сказать ему и митрополиту свое слово о Никоне.
Все это Никону удавалось. О том, что живописец Андрей Рублев прогневал отказом боярина Крапивина, Никон узнал быстрее быстрого. Желая исправить дело, вызвал упрямца для беседы, не сомневаясь, что заставит его выполнить желание богомольца.
Войдя в трапезную, Андрей увидел, что дверь в келарскую была открыта. Подойдя к ней и заглянув в горницу, он увидел сидевшего за столом Никона, занятого чтением свитка.
– Во имя Отца и Сына и Святого Духа, – произнес Андрей.
– Аминь, – ответил Никон, не отрывая глаз от свитка.
Переступив порог, Андрей остановился возле двери, низко поклонился. Никон, на миг приподняв глаза, неласково посмотрел на вошедшего и снова углубился в чтение. Лишь окончив чтение, свернув свиток и долго просидев в молчаливой задумчивости, Никон, остановив взгляд на пришедшем, с нескрываемым недружелюбием спросил:
– Пошто осмелился забыть о смирении? Приняв послух, обязан почитать любое пожелание богомольца, живущего надеждой, что в обители нашей для него во всем должно быть утешение разуму, душе и сердцу. Не малолеток, а посему должен помнить сию заповедь смирения. А ты, ублажая мирскую гордыню свою, возымел дерзновение обидеть отказом боярина, место коего возле самого великого князя Василия Дмитриевича. С чего
Андрей, не отводя глаз от Никона, молчал.
– Молчишь? Аль не понял, о чем спрашиваю? Отвечай! – Никон ударил ладонью по столу.
Андрей прервал молчание:
– Повторов с древних икон не сотворяю. Почитаю за грех неумелостью осквернять вдохновенность их первых, неведомых ныне, сотворителей.
– Вон как? Неумелостью заслоняешься? А я иное разумею. Не тебе говорить о неумелости после обучения у Феофана Грека. Заносишься мирской горделивостью.
– Первым учителем почитаю отца Паисия, к коему пришел, благословленный на подвиг служению Церкви святителем нашим, отцом Сергием.
– Не о том речь. Хочу понять, пошто нанес обиду боярину.
– Я обещал ему написать желанную икону, но не с византийской древности.
– Говорю тебе мое слово. Отказ твой не приемлю. Искупая свою вину перед обиженным, немедля приступи к написанию надобной ему иконы.
– Не стану писать.
– Осмелишься ослушаться моего слова? Не позволю тебе пребывать ослушником воли богомольца.
– Ослушаюсь.
– Тогда… – Никон замолчал, увидев в дверях игумена Сергия.
– Что тогда? Досказывай! – спросил Сергий.
Андрей, обернувшись, смотрел на игумена, лицо которого залила бледность. – Даниил нынче поведал мне, Андрей, о твоем отказе писать повтор. Волен иметь суждение о повторах с древних икон. Ступай с Богом.
Андрей ушел. Сергий стоял, отогревая дыханием руки, и тихо сказал, взглядом указав на ладони:
– Разом стали стынуть от твоей душевной студености, Никон…
5
Лето стояло жаркое, но урожайное на хлеба, овсы и травы. От частых гроз на Московской земле загорались лесные пожары. Окрест Троицкого монастыря стелился дым над радонежскими лесами, а по ночам небо было в отсветах огненного зарева.
Нескончаемые людские потоки стремились в монастырь, чтобы убедиться, что недуг не отнимет жизнь Сергия. Среди богомольцев перебывали все удельные князья с боярскими свитами. Новгородские бояре и купцы служили молебны о даровании Сергию долгой жизни. Навестил монастырь и рязанский князь Олег Иванович. Переломил свою гордость, выйдя из кельи игумена с влажными глазами.
В монастыре от богомольцев тесно и суетно. Они живут, молясь о здравии монаха Сергия, любящего многострадальную Русь со всеми ее житейскими страданиями и редкими зарницами радости.
Черная Русь тревожилась о жизни Сергия, а эта стихийная тревожность помогала ему жить, в суровом молчании исповедуя свою совесть монаха и человека.
Отец Сергий жил и будет жить до 25 сентября, но встревоженная Русь не могла знать, что день его ухода близок.
Часть третья
Глава первая
1
После полудня на Москву надвигалась грозовая туча.