Андрей Сахаров. Наука и свобода
Шрифт:
Особенно если этот теоретик несет на себе еще и бремя ведущего разработчика термоядерного оружия.
Словосочетание «теоретик-изобретатель» Сахаров употребил, говоря о своей военно-технической работе, [382] по оно же применимо и к его теоретической физике.
Теоретики различаются не только интуицией, но и способом работы. Одни начинают с какой-то общей заманчивой идеи и ищут путь ее конкретного оформления. Другие начинают с упрощенной теории конкретного явления. Третьи — с самой общей физической теории, которую они пытаются применить к данной проблеме.
382
Андрей
В теоретической физике Сахарова виден изобретатель. Он придумывает механизм, которым природа могла бы управлять своими загадками. Инженеры-изобретатели исходят из научно изученных готовых элементов. которые они могут комбинировать. А теоретик-изобретатель должен придумать и сами элементы. которые ему понадобятся для комбинирования в теоретический механизм. Изобретательность можно измерять тем, насколько необычные элементы берутся для конструкции.
Можно представить себе, как в Сахарове сотрудничали теоретик и изобретатель: физик-теоретик видел необычные элементы, которые не противоречат фундаментальным законам природы. А изобретатель, уже не смущаясь их необычностью, конструировал из этих элементов работоспособный механизм.
Магнитное поле как бестелесные стенки сосуда, чтобы удерживать и нем полыхающую молнию.
Вспышка излучения от атомной бомбы для обжатия другого заряда.
Сверхслабая нестабильность протона в сверхгорячей ранней Вселенной.
Теоретик говорит изобретателю, что все эти элементы допускаются фундаментальной наукой. А изобретатель придумывает, как из них сделать работающий механизм.
Быть может, так и сотрудничали в творческой лаборатории теоретик и изобретатель. Но как они смотрели на совершенно ненаучные заботы руководителя этой лаборатории?
Мировая наука и мировая политика
О симметриях Вселенной и о вакуумной природе гравитации Сахаров размышлял на Объекте, продолжая, по его словам, «не за страх, а за совесть» развивать «большую новую технику», — если применить тактичное выражение его дважды коллеги Зельдовича. От разработки термоядерного оружия Сахарова отстранили летом 1968 года.
Вглядываясь в события, которые привели к этому отстранению, особенно интересно понять, что его удерживало на Объекте? Почему он не последовал за Зельдовичем, который в 1964 году ушел в Академию наук?
Сахаров считал, что его «пребывание на Объекте в какой-то острый момент может оказаться решающе важным». Но что побуждало его так думать? Только ли успешное вмешательство в Договор о запрете испытаний 1963 года?
Особенно загадочной эта верноподданность выглядит в свете истории, которая произошла еще в 1955 году, но оставила глубокий рубец в памяти Сахарова.
Тогда, по случаю успешного испытания (Третьей идеи), военный руководитель испытаний, маршал Неделин, устроил банкет. Первый тост он предложил произнести Сахарову:
Я взял бокал, встал и сказал примерно следующее:
— Я предлагаю выпить за то, чтобы наши изделия взрывались так же успешно, как сегодня, над полигонами и никогда — над городами.
За столом наступило молчание, как будто я произнес нечто неприличное. Все замерли. Неделин
— Разрешите рассказать одну притчу. Старик перед иконой с лампадкой, в одной рубахе, молится: «Направь и укрепи, направь и укрепи». А старуха лежит на печке и подает оттуда голос: «Ты, старый, молись только об укреплении, направить я и сама сумею!» давайте выпьем за укрепление.
Я весь сжался, как мне кажется — побледнел (обычно я краснею). Несколько секунд все в компоте молчали, затем заговорили неестественно громко. Я же молча выпил свой коньяк и до конца вечера не открыл рта. Прошло много лет, а до сих нор у меня ощущение, как от удара хлыстом.
Сейчас этот рассказ воспринимается как символ положения Сахарова в советском военно-техническом комплексе. Но то был лишь эпизод в его двадцатилетней карьере разработчика оружия, и рассказал о нем Сахаров через годы после «отчисления». На многое он уже смотрел другими глазами. И знал, что история трагически дополнила маршальскую байку до поучительной притчи.
В 1960 году маршал Неделин руководил испытанием новой ракеты. При подготовке ракеты к старту произошел сбой, и технические специалисты — те, кто «укрепляет», — рекомендовали отложить старт и спокойно выяснить причину неполадки. Тем не менее маршал — кто «направлял» — хотел, чтобы испытание прошло в срок. И он принял волевое решение — устранить неполадку на ходу. А чтобы придать уверенность технарям, сам остался рядом с ракетой. Подчиняясь законам физики, а не воле начальства, ракетный двигатель заработал и сжег заживо 74 человека, включая самого маршала. [383]
383
Имеются жертвы до ста и более человек. Правда о гибели Главного маршала артиллерии М.И. Неделина // Источник, 1995, № 1, с. 149; Аверков С. Далекое — близкое: случилось это в октябре // Деловая Украина, 29 октября 1996.
В распоряжении Сахарова имелись, однако, и другие факты, которые до некоторого момента позволяли ему думать, что Неделин — это еще не все правительство, что правительство нуждается в мнении технических специалистов и способно прислушиваться к ним.
Сам характер техники, которой занимался Сахаров, и ее государственное значение требовали широкого — государственного — кругозора. Одной из причин было то, что ядерным зарядам должны были соответствовать средства их доставки. Вскоре после испытания 1953 года Сахарова и его коллег познакомили с ракетно-космической программой. «Экскурсоводом» был сам Главный конструктор С.П. Королев (1907—1966), который Сахарову напоминал Курчатова:
Королев был не только замечательным инженером и организатором, но и яркой личностью. Много в нем было общего с Курчатовым. У Курчатова очень важной чертой была любовь к большой науке. У Королева — мечта о космосе, которую он сохранил с юности, с работы в ГИРД (Группа изучения реактивного движения). Циолковский не был для него, я думаю, фантазером, как для некоторых. Как и у Курчатова, был у него грубоватый юмор, забота о подчиненных и товарищах по работе, огромная практическая хватка, быть может, чуть больше хитрости, жесткости и житейского цинизма. Оба они были военно-промышленными «деятелями» — и энтузиастами одновременно.