Андрей Сахаров. Наука и свобода
Шрифт:
Когда в «Размышлениях» 1968 года он писал, что человечество оказалось «на краю пропасти», для него это было больше чем метафора. Он, как и его американский коллега Ганс Бете, видел пропасть, в которую человечество рухнет, если хотя бы одна сверхдержава поддастся иллюзии стратегической противоракетной обороны. Стратегический физик Сахаров в своем письме в ЦК 1967 года и его американские коллеги в статье 1968 года в Scientific American как раз и писали о неумолимой логике, которая превращает иллюзию стратегической безопасности в реальные шаги к этой пропасти.
Если же читатель не чувствует себя вправе судить о логике и иллюзиях на высшем государственном уровне, ему следует учесть две особенности научного профиля Ганса Бете: он,
Эти два выдающихся физика-теоретика были еще и профессиональными разработчиками стратегического оружия и в таком качестве профессионально владели соответствующими знаниями. Даже отлученный от этой профессии Сахаров оставался профессионалом, глубоко озабоченным проблемами планетарного масштаба. В гуще правозащитной деятельности он внимательно следил за развитием событий в этой области. Это ясно видно из его статьи «Опасность термоядерной войны», написанной в горьковской ссылке в 1983 году: с какой тщательностью там составляется уравнение стратегического равновесия и обсуждаются «решения» этого уравнения. Об этом же профессинализме говорит выступление Сахарова на московском форуме «За безъядерный мир, за выживание человечества» в феврале 1987-го — всего через несколько недель после возвращения из ссылки. [424]
424
Сахаров А.Д. Опасность термоядерной войны. Открытое письмо доктору Сиднею Дреллу (1983). Выступления на Московском форуме (1987) // Тревога и надежда, 1991, с. 212—227; с. 228—238.
Взглянуть на военно-стратегическую ситуацию 1967—1968 годов помогает популярный фильм. Представим себе, как бы отнеслись в кают-компании «Титаника» к предостережениям какого-нибудь высоколобого теоретика в области айсберговедения за 15 минут до исторического столкновения. Это было просто немыслимо — ни для пассажиров, ни для членов команды.
С аналогичным предостережением выступили в критический момент холодной войны физики-теоретики. Почему они видели лучше других? Быть может, потому что физики-теоретики профессионально привыкают мыслить о немыслимом. О движении со скоростью света, о начальном взрыве Вселенной… Как говорил физик-теоретик Лев Ландау, им иногда удается понять даже то, что невозможно себе вообразить.
Итак, если Андрей Сахаров и Ганс Бете были правы в их анализе мировой военно-стратегической ситуации, то в 1968 году человечество незаметно отвернуло от айсберга ядерной войны.
Гансу Бете капиталистическая Америка дала возможность — без особых опасностей для него лично — довести свой анализ до сведения правительства и общества.
Андрей Сахаров жил в стране, где нередко единственной возможностью было закрыть амбразуру своей грудью. Но без такого его поступка, быть может, Генеральный секретарь продолжал бы опираться на прежнее мнение своих помощников, а те на своих — прежних экспертов-противоракетчиков. И лайнер человечества не очень медленно, но верно продолжал бы двигаться навстречу ночному айсбергу…
Советское правительство могло бы даже и не награждать академика четвертой звездой — достаточно было просто сообщить ему, что он прав, и биография советского диссидента № 1 могла бы сложиться по-иному. Впрочем, если бы советское руководство не считало такое признание ниже своего номенклатурного достоинства, иначе бы складывалась и биография страны.
Часть IV.
1968 год стал поворотным для Сахарова. Он сам шагнул на волю из секретной военно-технической жизни. И судьба, особо не мешкая, добавила к этому свои перемены. За два года почти все у него изменилось: семья, место работы, сама форма его жизни. Необычайно расширился круг общения, и ученые коллеги составляли теперь небольшую его часть.
Башня из слоновой кости, окруженная колючей проволокой Средмаша, осталась в прошлом. Засекреченный теоретик оказался в гуще общественной жизни — то кипящей от самодеятельности, то стынущей от пристального полицейского внимания. Мнение физика о политике стало интересовать западных журналистов и политиков.
Двадцать последних лет жизни Сахарова несопоставимы с предыдущими по количеству внешних событий и человеческих контактов. По его собственным словам, то была «жизнь, каждый год которой надо засчитывать за три». Для исторически последовательного рассказа о событиях этого утроенного двадцатилетия нужна отдельная книга.
Книга должна будет рассказать о том, как Сахаров стал главной фигурой правозащитного движения в СССР. Как он противостоял полицейской и пропагандистской машине государства. Обретал новых друзей, многие из которых исчезали — затащенные в тюрьму или вытолкнутые за границу. Расставался со старыми знакомыми, напуганными его новой жизнью. Как в январе 1980 года, после советского вторжения в Афганистан, его выслали в город Горький, закрытый для иностранцев, — семь лет изоляции, голодовок и принудительного кормления. И все это время он говорил и писал то, что думал, о мире, прогрессе и правах человека. Наконец, три последних года все большей свободы, первые полусвободные выборы в стране и семь последних месяцев жизни: депутат парламента, один из идейных руководителей демократической оппозиции. Всеобщее признание. И всеобщий траур в середине декабря 1989 года.
Внутреннее содержание жизни Сахарова менялось за это двадцатилетие, однако, не так уж сильно. Под воздействием нового опыта и размышлений он уточнял и развивал свое понимание мира и жил в соответствии с этим пониманием. В основном об этом — о внутренней стороне жизни Андрея Сахарова — последняя часть этой книги. Форму рассказа при этом придется изменить и из огромного разнообразия внешних событий взять только некоторые, позволяющие проследить судьбу героя этой книги, понять общий смысл происходившего с ним.
Сахаров и Солженицын. Физика и геометрия российской истории
«Размышления» стали событием не только в жизни их автора.
Событие это казалось столь невероятным, что редакторы «Нью-Иорк таймс» с сомнением отнеслись к тексту, присланному их корреспондентом из Москвы. [425] И вначале — 11 июля 1968 года — опубликовали лишь изложение сахаровского текста. При этом осторожно пояснили, что автор «помогал развивать советскую водородную бомбу». [426] 22 июля они решились опубликовать сахаровский текст полностью (отведя для него целых три страницы), но из вводной статьи никак не видно, что Сахаров — один из главных создателей советского ядерного оружия. Сказано лишь, что он ядерный физик.
425
Раймонд Андерсон. Выступление // Материалы конференции к 30-летию работы А.Д. Сахарова «Размышления». М.: Права человека, 1998.
426
Anderson R. Soviet expert asks intelectual liberty // New York Times, July 11, 1968, p. 1.