Андрогин
Шрифт:
– Значит, это правда. Григорий Саввич умер, – сказал Т, получив от брата надлежащее рукопожатие.
– Да, Magister Venerable [139] , – подтвердил прибывший на французском. –
– Что в ней? – перешел на французский Т.
– Судьба содержимого сего ковчега отдана на твое усмотрение. Соответственно, это ты должен знать, что в нем находится. Я только посредник. Вот ключ. – Крепыш положил на крышку сундука причудливо выгнутый металлический стержень.
139
Досточтимый Мастер (лат.).
– Я понял тебя, любезный брат, разберемся. Но, правду говоря, я ожидал не тебя. Из какой ты ложи? Ты офицер? Какого полка?
– Какое это имеет значение, Magister Venerable? – прищурил глаза крепыш. – Так же, как и ты, я человек свободный и доброй славы. Надеюсь, этого достаточно. Имею честь откланяться, – сказал он и будто растворился во тьме, из которой вынырнул несколькими
Т на минуту задумался, потом проверил пистолет и двинулся в ту сторону, где исчез тайный посредник. Он миновал разлинованный мелом ротный плац и вышел на площадь перед станцией. Там царило безлюдье. Только крытая скрипучая повозка, минуя шлагбаум, выезжала с площади на Лохвицкую дорогу. Т подошел к полосатой караульной будке.
– Спишь, тетеря?
– Никак нет, ваше благородие! – Перетянутый лентами солдат выскочил из будки и вытянулся во фрунт перед ротным офицером.
– Что это там за телега? – Т указал на повозку.
– Вертеп, ваше благородие!
– Какой еще вертеп?
– Рекомый «Алимбус», ваше благородие! Странствующие комедианты. С ярмарки едут.
– С какой ярмарки?
– Не могу знать!
– Дурак.
– Так точно, ваше благородие! Дурак!
Т всматривался во тьму. Туда, куда уехал цирковой фургон. Всматривался до тех пор, пока не стих скрип колес фургона и он не растворился навсегда в кромешной перспективе.