Андроид Каренина
Шрифт:
Стремов, давний политический оппонент Каренина, был седоватый, но еще бодрый мужчина пятидесяти лет, отталкивающей наружности, однако же с умным и волевым лицом. Он громко и долго говорил, напомнил собравшимся о «древнем праве» и «уникальной связи, устанавливающейся между человеком и его роботом-компаньоном». В общем, произошло бурное заседание.
Алексей Александрович восторжествовал. Его предложение было принято; под страхом смерти все поклялись сохранить услышанное в секрете. И успех Алексея Александровича был даже больше, чем он ожидал.
На другое утро, во вторник, Каренин, проснувшись, с удовольствием
Анна приехала в Петербург рано утром; за ней была выслана карета по ее посланию, и потому Алексей Александрович мог знать о ее приезде. Но когда она приехала, он не встретил ее.
Она велела сказать мужу, что приехала, прошла в свой кабинет и занялась разбором своих вещей, ожидая, что он придет к ней. Но прошел час, он не приходил. Она вышла в столовую под предлогом распоряжения и нарочно громко говорила, ожидая, что он придет сюда; но он не вышел, хотя она слышала, что он выходил к дверям кабинета. Анна знала, что он, по обыкновению, скоро уедет по службе, и ей хотелось до этого видеть его, чтоб отношения их были определены.
Она прошлась по зале и с решимостью направилась к нему. Когда она вошла в его кабинет, он в вицмундире, очевидно готовый к отъезду, сидел у маленького стола, на который облокотил руки, и уныло смотрел пред собой. Она увидала его прежде, чем он ее, и поняла, что он думал о ней.
Увидав ее, он хотел встать, раздумал, потом металлическая пластина на лице его вспыхнула, цвета стали сменять друг друга — маска горела ярко-красным, затем зажглась ядовито-золотым цветом, чего никогда прежде не видала Анна; у нее возникла мысль: «Оно растет… оно разрастается и набирает силу».
Алексей Александрович быстро встал и пошел ей навстречу, глядя не в глаза ей, а выше, на ее лоб и прическу. Он подошел к ней, взял ее за руку и попросил сесть.
— Я очень рад, что вы приехали, — сказал он, садясь подле нее и, очевидно, желая сказать что-то, он запнулся. Несколько раз он хотел начать говорить, но останавливался…
ГОВОРИТЕ ЖЕ, ГОВОРИТЕ! СТОЛЬ СИЛЬНЫЙ В ЗАЛАХ ЗАСЕДАНИЙ И СТОЛЬ СЛАБЫЙ В СВОЕМ СОБСТВЕННОМ ДОМЕ!
И так молчание продолжалось довольно долго.
— Сережа здоров? — сказал он и, не дожидаясь ответа, прибавил: — Я не буду обедать дома нынче, и сейчас мне надо ехать.
— Я хотела уехать в Москву, — сказала она.
— Нет, вы очень, очень хорошо сделали, что приехали, — сказал он и опять умолк.
Видя, что он не в силах сам начать говорить, она начала сама.
— Алексей Александрович, — сказала она, взглядывая на него и не опуская глаз под его устремленные на ее прическу взором, — я преступная женщина, я дурная женщина, но я то же, что я была, что я сказала вам тогда, и приехала сказать вам, что я не могу ничего переменить.
— Я вас не спрашивал об этом, — сказал он, вдруг решительно и с ненавистью глядя ей прямо в глаза, и Лицо снова запульсировало, переливаясь немыслимыми цветами; казалось, сама ненависть бежала по венам его, — я так и предполагал. — Под влиянием гнева он, видимо, овладел опять вполне всеми своими
— Я игнорирую это до тех пор, пока свет не знает этого, пока мое имя не опозорено. И поэтому я только предупреждаю вас, что наши отношения должны быть такие, какие они всегда были, и что только в том случае, если вы компрометируете себя, я должен буду принять меры, чтоб оградить свою честь.
— Но отношения наши не могут быть такими, как всегда, — робким голосом заговорила Анна, с испугом глядя на него.
Когда она увидала опять эти спокойные жесты, услыхала этот пронзительный, детский и насмешливый голос, отвращение к нему уничтожило в ней прежнюю жалость, и она только боялась, но во что бы то ни стало хотела уяснить свое положение.
— Я не могу быть вашею женой, когда я… — начала она.
Он засмеялся злым и холодным смехом. Анна почувствовала острую головную боль, словно бы кто-то воткнул спицы между полушариями ее мозга. Она глухо застонала от боли, и Андроид Каренина, повинуясь программному импульсу, обняла хозяйку за плечи, стараясь успокоить ее.
— Должно быть, тот род жизни, который вы избрали, отразился на ваших понятиях. Я настолько уважаю или презираю и то и другое… я уважаю прошедшее ваше и презираю настоящее… что я был далек от той интерпретации, которую вы дали моим словам.
Анна вздохнула и опустила голову.
— Впрочем, не понимаю, как, имея столько независимости, как вы, — продолжал он, разгорячаясь, — объявляя мужу прямо о своей неверности и не находя в этом ничего предосудительного, как кажется, вы находите предосудительным исполнение в отношении к мужу обязанности жены?
— Алексей Александрович! Что вам от меня нужно?
Я ХОЧУ, ЧТОБЫ ОНА ПОКАЯЛАСЬ В СВОЕЙ НЕВЕРНОСТИ! ЧТОБЫ ВАЛЯЛАСЬ В НОГАХ ВАШИХ, УМОЛЯЯ О ПРОЩЕНИИ! ЧТОБЫ ОНА ПОДЧИНИЛАСЬ ВОЛЕ ВАШЕЙ ИЛИ ЗАПЛАТИЛА СПОЛНА ЗА ОТКАЗ ПОВИНОВЕНИЯ!— громко выкрикнул Алексей Александрович, и маленький столик вдруг взлетел в воздух, закружился над их головами и вдруг, налетев на стену, разбился в щепки. Ваза с цветами, стоявшая в другом конце залы, неожиданно взорвалась, как словно бы в нее кто-то выстрелил. Анна в страхе обернулась — дверь, которую она оставила приоткрытой, с силой захлопнулась, и замок шумно повернулся.
Анна повернулась к мужу и внимательно посмотрела на него. Алексей Александрович глубоко и тяжело дышал, словно бы пытаясь совладать с собой. Наконец все в комнате успокоилось, и он спокойным и холодным тоном изложил дрожащей от страха жене свои требования.
— Мне нужно, чтоб я не встречал здесь этого человека и чтобы вы вели себя так, чтобы ни свет, ни роботыне могли обвинить вас… чтобы вы не видали его. Кажется, это не много. И за это вы будете пользоваться правами честной жены, не исполняя ее обязанностей. Вот все, что я имею сказать вам. Теперь мне время ехать. Я не обедаю дома.