Анечка-Невеличка и Соломенный Губерт
Шрифт:
Волшебные Растения пахли. Они так сладко пахли, что стало даже смеркаться. И хотя стемнело, откуда-то всё же разливался свет, такой белый, что хотелось зажмуриться. Освещенный этим светом Сапожник Холодный Дикорастущий словно бы заколачивал гвоздики. Кружев-ножка Лентобантичная скручивалась и раскручивалась, Зеватка Снежнонежная широко разевала рот, Укусус Блошиный пахнул свечечкой, а Булочка Одышливая непрерывно дышала. Было так красиво, что Анечка-Невеличка уже не думала ни о чём, а только глядела на Волшебные Растения и вдыхала их одурманивающие запахи.
Самый Старший
Однако они всё же приготовились и запели, хотя на этот раз в их пении не было ни складу ни ладу. Спели они вот что:
Доброй ночи, всё на свете!
Доброй ночи, белый свет!
Доброй ночи, птичьи голоса!
Доброй ночи, блохи, спать пора!
Звёзды вон посвистывают, словно птичьи клювики.
Луна позвякивает, словно бубен.
Будь здоров, стеклянный шарик,
Только завтра далеко не закатывайся!
Спите спокойно, пуговички,
Только окажитесь утречком на месте!
Всего хорошего, чёрствая горбушка!
Нас позвали на угощение.
Весь мир уедет на поезде.
Новый — по рельсам прикатит.
Всего хорошего, овечий бубенчик!
Доброй ночи, всё на свете!
Соломенный Губерт расположился на скале, которая вдруг стала мягкой, словно перина. Стоило скале стать мягкой, и Соломенный Губерт почувствовал, что глаза его слипаются. Когда глаза его совсем слиплись, ему пришла в голову какая-то очень важная мысль. Такая важная, что Соломенный Губерт разлепил глаза и сказал:
— Заперли?
— Кто? — хором спросили, разлепив глаза, Негритята.
— Ключом?
— Где?
— Позавчера! — настаивал Соломенный Губерт.
— Как это?
— В десять.
— Кому?
— На два оборота.
— И остальные тоже?
— Конечно!
— Кого чего?
— Тогда всё в порядке, — пробормотал Соломенный Губерт и стал радоваться, что всё оказалось в порядке. Анечка между тем свернулась калачиком, пошевелила губами, словно собираясь что-то сказать, однако ничего не сказала и уснула как убитая.
Соломенный Губерт тоже уснул как убитый. И все Маленькие Негритята уснули как убитые. Все спали.
Что с ними происходило, пока они спали? Что же с ними происходило?
Глава двадцать девятая, в которой мы узнаем, что происходило с Анечкой-Невеличкой, Соломенным Губертом и Негритятами, пока они спали
АНЕЧКА-НЕВЕЛИЧКА ПРИОТКРЫЛА рот, и в нём, откуда ни возьмись, появился кубик сахара. Это был замечательный кубик сахара. А был он замечательный потому, что почти не уменьшался. Анечка-Невеличка втягивала сквозь него все-все ароматы — чудесные эти, одурманивающие ароматы, причём сперва она чувствовала вкус мёда, потом земляники со сливками и, наконец, — апельсинового лимонада. Ох и полакомилась Анечка, ох уж она и полакомилась!
А пока она лакомилась и чудесный сахар потихоньку таял, Анечка сладко спала,
Когда засыпал Соломенный Губерт, ему показалось, что сверху опускается что-то очень ароматное и накрывает ему лицо, словно бы желая заслонить от света.
Что же это была за невесомая вещь, опустившаяся Соломенному Губерту на лицо? Уж кто-кто, а Соломенный Губерт знал, что это была его Соломенная Шляпа. Причём была она теперь из марципана, и Соломенный Губерт мог преспокойно обкусывать её поля. До чего же вкусны оказались марципановые поля шляпы! Они были так вкусны, что Соломенный Губерт обкусывал их, как обкусывают ломоть дыни, такие они были вкусные.
А когда он их обкусал, осталась от Соломенной Шляпы как бы маленькая соломенная чашка, в которой шипело ситро. Оно шипело и было холодным-холодным, прямо ледяным. Соломенный Губерт пил его большими глотками, а пока пил и пока оно убывало, убывала и чашка. Наконец, он сделал последний глоток, и соломенная чашка растаяла, словно вафельный стаканчик, когда мы слизываем с него последние капли ванильного мороженого.
Потом Соломенному Губерту сладко-сладко спалось, словно бы спал он на мягком-премягком диване.
Самый Старший Брат, засыпая, ещё немного помахал руками, словно бы показывая Маленьким Негритятам, как надо петь. Потом разинул рот, как будто пел слово «мак», а когда разинул, Маленькие Негритята тоже разинули рты, как будто пели слово «мак».
Стоило им разинуть рты, откуда ни возьмись, появилась стайка жареных рыбок, и рыбки эти влетели в их разинутые рты.
Тогда Маленькие Негритята закрыли рты, и раздалось: хрум-хрум! — так понравились Негритятам рыбки!
Потом все Негритята снова разинули рты, но так, словно бы пели слово «краса», и сразу же впорхнула в их рты стайка жареных чижиков, каждому — один; Самому Старшему Брату — самый большой, Младшим Братьям — поменьше, а Самому Младшему Брату — самый маленький. Тут послышалось — хруп-хруп! — и все Негритята проглотили чижиков.
Потом каждый из них проглотил по печёному кроту, по одному жареному пирожку с муравьиным мармеладом, вкусом напоминавшим мак с мёдом, по клеверному пудингу, причём только и слышно было — ням-ням! — вот как лакомились Негритята!
Вдруг, откуда ни возьмись, прикатил Занимательный Поезд, и вышли из него десять Негритят из племени Рыбушменов.
Они принялись лязгать медными тарелками, да так, что все Маленькие Негритята тотчас проснулись и вскочили на ноги. Соломенный Губерт тоже проснулся и вскочил на ноги, и Анечка-Невеличка тоже проснулась и вскочила на ноги.
Когда Самый Старший Брат увидел, что приехали Негритята из племени Рыбушменов, а не из племени Ли-липутаников, он даже присвистнул от удивления. Младшие Братья тоже присвистнули от удивления, и Самый Младший Брат тоже присвистнул.
— Приветствуем вас, Рыбушмены! Ваши Негритята! — сказал Самый Старший Брат.
— Спасибо вам, Негритята! Ваши Рыбушмены! — ответили Рыбушмены.
— Не перепутали ли вы, случайно, номер Занимательного Поезда? — спросил Самый Старший Брат.
— О нет! — ответили Рыбушмены. — Мы ведь не Лилипутаники.