Анфиса в Стране чудес
Шрифт:
Анфиса чему-то улыбнулась, и тут же прикусила улыбку: стойкость – так стойкость, хотя едва ли благоприятна…
– Ать-два, ать-два, левой-правой, левой-правой, на парад идет отряд, листья желтые летят, – донеслось откуда-то еще левее, и Анфиса услышала звуки, издаваемые третьим китом Д. Кабалевского, на воображаемой холке которого бальзамировалась вся мировая музыкальная культура, препарированная методологией, скажем, музпедовских факов.
Потом появились еще два: первый кит пел экс-неологизм о чьей-то советской родине, а второй пританцовывал, всуе заливая фонтаном «Методические
Анфиса летела, ощущая себя то деревянным солдатиком, то непосредственно самим маршевым ритмом – это начало раздражать ее; она подавила позыв тошноты, и снова почему-то вспомнила глупый сериал, подсмотренный случайно в очереди парикмахерской: там люди все время пили апельсиновый сок, потом падали с лестницы, а другие непременно строили им козьи морды, но побеждала в основном дружба, хотя трехмерная жвачка все-таки и прилипала к их телезубам. «Какая разница», – вздохнула Анфиса, словно знала что-то Тайное. Прошло ведь уже довольно много времени, а она все сворачивала, и сворачивала налево!
«Но если этому не будет конца, то есть, если нет вообще конца, то должно же быть хотя бы начало? – Анфиса равнодушно спрашивала саму себя, и сама же себе отвечала: – Хотя, как раз, начала-то может и не быть. Где-то я об этом читала…»
Анфиса чувствовала, что постепенно засыпает, как вдруг – хлоп! – упала на что-то мягкое и смутилась, как в шестнадцать. Она огляделась: мягким оказался самый обыкновенный пакет со сложенным вчетверо костюмом для очень восточного единоборства, а лежал он в самом настоящем леве: на травке с кривоватой табличкой «По газонам не ходить» малюсенького как бы парка с двумя гнусными, вечно занятыми, лавочками между шумным перекрестком рядом с «Марксистской» и «Таганской» кольцевой.
– Ай да я, – подумала Анфиса. – Я же пару лет назад отсюда убежала, эк меня налево развезло опять, – взгрустнулось ей, и она решила купить 0,33 дынной водки, хотя никогда не была от нее в восторге.
Когда Анфиса села на одну из лавочек [как бы парка, менее гнусную хотя бы тем, что не занятую], за спиной послышались быстрые легкие подскоки – именно такие, какие описываются в методической литературе.
Анфиса сделала большой глоток дынной водки и обернулась.
– Что, уже? – спросила она.
– Уже, – ответили Анфисе, и она опустила голову.
– А может, еще рано? – без особого энтузиазма спросила она.
– Нет, хватит. До тебя вроде уже все дошло, нечего левизну коптить.
– Ну, допустим, еще не все дошло, – вяло засопротивлялась Анфиса. – Вот если б теперь пожить, зная…
– Ну, все, – оборвали ее. – Собирайся. На выход с вещами.
– Но ведь выхода нет, – сказала Анфиса, выкручиваясь. – И я держусь левой стороны. А вещей никогда не было.
– Да пойми ты, хоть тридцать, хоть триста – не изменится ничего. Ну, какая тебе разница? А мне опять прилетать, – как-то очень ласково забормотал ей чужой внутренний голос. – Давай, давай; вот как только на элементы разложишься, – обхохочешься. Дура, скажешь, была, водку дынную дула. Ты другой источник питания найдешь, темнота! Ликбез тебе бесплатный, опять же…
Анфиса уперла руки в бока:
– А вот не пойду и все; что тогда сделаешь, гуру хренов?
– Ха,
Анфиса услышала, как у проходящих мимо подростков заиграло в магнитофоне: «В мои обычные шесть я стала старше на жизнь…»; но не учла присутствия-отсутствия гавани и спросила:
– А ты знаком с Хренниковым?
– С последним?
– Ага.
– Ну, допустим.
– А вот отгадай загадку: какую он песню написал, там тоже о восемнадцати ноль-ноль речь идет?
– Не грузи, Анфиса, – отмахнулся гуру.
– Имею право. «В шесть часов вечера после войны», понял? Это из фильма.
– Ну, и..?
– А то, что можешь меня реинкарнировать в шесть часов после Третьей мировой, а раньше – никак.
– Коктейлей захотелось? – усмехнулся гуру.
– Захотелось, – потянулась Анфиса, зевнула и, не прощаясь, направилась насторону, избавившись от всякого страха – к тому же, откуда-то донеслись сплиновские «Коктейли Третьей мировой».
На стороне было куда приятнее, чем на гнусной лавочке, и Анфиса свернула на улицу Гвоздева: на улице Гвоздева находился неплохой универсам, где продавалась не самая дорогая дынная ноль тридцать три.
Сделав первый глоток, Анфиса бросила взгляд на огромный старый дуб и, нисколько не думая о Болконском, вздохнула, тряхнув вовсе не золотой, а порядком проржавевшей цепью, прикованной к левому желудочку ее сердца, как стариной: ей сразу стало легко и приятно, однако продолжить воспоминание помешало солнечно-дождливо-нестабильно-безвыходное «Благоприятна стойкость», и Анфиса, распрямив спину, села в 156-й автобус.
…Она сама не заметила, как уснула и, сделав полный круг и подвергшись штрафу за безбилетный проезд в сумме десяти блеклых рублей, снова оказалась на улице Гвоздева – с тем и вышла.
Делать было особо нечего; точнее, то, что делать было нужно, делать совершенно не хотелось: в таких ситуациях Анфиса шла наугад, полагаясь на остатки хромающей интуиции, причем последняя тоже хромала налево, как в коммунистическом трактате о детстве.
Странным образом, бредя наугад, Анфиса оказалась у стен инститама, к которому испытывала достаточно потухшие чувства. Анфиса тоскливо посмотрела в зачетку и решила зайти, чтобы ее все-таки не выгнали с последнего курса, до которого она и сама не знала как докатилась.
Стены инститама пахли новой краской, и у Анфисы слегка закружилась голова:
– Как же давно я не была здесь, – подумала она, стараясь пройти незамеченной мимо разнополых преподавателей, строящих ей в глубине души самые невообразимые рожи. Так миновала Анфиса несколько мин, но на шестой нос ищейки-интуиции ослаб, и Анфиса лоб в лоб столкнулась с чем-то вовсе не абстрактным, а достаточно среднего рода, но более-менее отдаленно напоминающим чадо Евы.
Чадо Евы было выкрашено в рыжеватый цвет, завершающий свою цветовую полноценность невероятными барашками мелкой химии. На принадлежность к женскому роду указывали и комки золотых с красными круглыми рубинами серег; точно такие же Анфиса видела вчера на продавщице из рыбного магазина.