Ангел Бездны
Шрифт:
— Здесь можно строить самые фантастические предположения, — начал я. — Во-первых, возможно, магистр испугался, когда увидел, к чему ведут его действия. Тогда его убили, чтобы не болтал. Во-вторых, если исходить из мистической версии, дух или душа магистра понадобились зачем-то Властителю пещер. Если вспомнить их же теорию, о которой мне рассказывали в Доме Семи Духов, магистр был одним из Посвященных, следовательно, дух и душа его были этому Чародею нужнее, чем материальное тело магистра.
— Возможно, что и так, — подхватил Панкратов. — Помнится,
— Ладно. С этим пока погодим. Надо нам снова навестить старика ведуна, может, он прознал что-нибудь новое о Чародее.
— Надо бы попросить Сазонова проверить Каширина, — сказал Панкратов.
— Это я уже сделал. Сначала следак отнекивался. Говорит: «В дурацкое положение ты меня ставишь. Каширин, мол, приближенный градоначальника, тот ему абсолютно доверяет». Но потом, когда я выложил все наши сомнения, согласился запросить Москву, чтобы они Каширина «пробросили по учетам». Хотя, думаю, в этом случае надо копать глубже. На учет, скорее всего, этот делец не попадал. Разве что где-нибудь, в каком-нибудь компьютерном файле от него следы остались. Надо бы здесь его прокачать по всем статьям и нераскрытым аферам… И наконец, нужно дальше поезд раскручивать. Я ведь невесту Владимирова из Питера привез…
Тут Леша рассказал мне о том, что без меня некие старушки присылали Владимирову коробку конфет с цианидом, что к ним был направлен оперативник и обе категорически отказались от посылки, хотя и признались, что по доброте душевной посылали Олегу цветы: «как сыну», потому что их очень разжалобил мужчина, приходивший покупать несуществующего говорящего попугая…
— Но это еще не все, — продолжал мой приятель. — За день до твоего приезда из Питера звонила в больницу женщина, которая назвалась невестой Валентиной и спрашивала о состоянии здоровья Владимирова.
— В это время невеста Валя ехала в поезде, — заметил я. И решил подвести итоги: — Таким образом, в катастрофе поезда, кроме Олега Владимирова и его невесты, которая покупала серьги в ювелирном, хотя и не за доллары, как она утверждает, появился еще любитель говорящих попугаев и неизвестная женщина, позвонившая из Петербурга. По моим предположениям, это та же особа, которая расплачивалась обожженной стодолларовой купюрой в ювелирном…
— Пойдем в больницу к Олегу? — предложил Панкратов.
— Пойдем непременно. Но сначала, пока Сазонов расхлебывает заваруху с «друзьями духа», сходим к ведуну. Тем более что когда я уезжал, у Олега была сильная простуда, да и без Сазонова нас к нему не пустят.
— Со здоровьем у него все в порядке, — сказал Леша. — А вот с лигой ты прав. С ними следователь пару дней провозится. Впрочем, даже если установят всех легионеров, все равно к ответственности их не привлекут, пока те не начнут зарываться, как сегодняшние молокососы. Я думаю, «Манифест» был пробным камнем, брошенным для проверки готовности боевиков, и обычным способом
— Все верно. Давай позвоним Валентине да поедем к старику-мудрецу.
Валя была дома, ждала моего звонка. Я попросил ее не волноваться и походить по магазинам или просто отдохнуть, потому что к Олегу сегодня все равно не пускают, в больнице последний день карантина по гриппу.
— Завтра, — клятвенно заверил я девушку, — мы непременно будем у вашего дорогого жениха.
Она была, естественно, недовольна, но покорилась.
А мы с Лешей отправились к ведуну.
ВЕДУН
Ведун встретил друзей, как всегда, приветливо, усадил пить чай, но в поведении его была заметна несвойственная нервозность и озабоченность.
Панкратов начал рассказывать о том, что происходит в городе, и спросил мнение ведуна о причинах паники и истерии, в одночасье воцарившихся среди граждан.
— Не может же быть, чтобы листок так называемого манифеста, в авторе которого угадывается психически ненормальный человек, так повлиял на людей? — недоумевал и Батогов.
— Для меня самого многое неожиданно, — признался Шурлыгин. — Особенно то, что в городе оказалось столько сторонников демона. Крепкую, видать, работу провели его тайные союзники.
— И все равно слишком уж сильная реакция на несколько строчек, — заметил Панкратов. — Это же не ультиматум НАТО, нам ведь не пригрозили атомной бомбардировкой!
— Я уже сказал, что многое для меня неожиданно, но не так, как для вас, — сказал Шурлыгин. — Вы удивляетесь тому, что все переполошились. А мне странно, что демон рановато, по моим подсчетам, стал себя проявлять так открыто. Реакции я не удивляюсь, потому что дело не в самих словах. На людей подействовала дьявольская энергия, которая была вложена в слова. Бумажка или телевизионный текст сам по себе был бы пустышкой, если бы демон не повлиял через слова своей силой, не внушил страх и панику…
— Как же можно остановить распространение этой энергии? — спросил Батогов.
— Теперь уж поздно, — покачал головой Шурлыгин. — Разве что сжечь все газеты с текстом… Так ведь все не уничтожишь, да и текст мальчишки, небось, уже размножили на аппарате…
— Да, на ксероксе ничего не стоит его распечатать в любом количестве, — подтвердил Батогов. — Но ведь это уже не будет оригиналом, значит, и той энергии, которую ОН вложил в слова, уже не будет…
— Манифест все равно будет действовать. В памяти человеческой уже засел и ужас и угроза жизни. Но я думаю, что демон не зря текстик этот подсунул. Я-то думал, что все самое страшное еще не скоро начнется, да, видно, ошибся.
— А почему вы считали, что еще не время ЕМУ проявиться? — спросил Панкратов.
— Потому что еще звезда с неба не упала, — загадочно ответил Шурлыгин.
Друзья переглянулись, потом Батогов мягко сказал:
— Виктор Алексеевич, мы ведь в тайных науках мало смыслим, может, вы подробнее расскажете?